Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер (2015)

– Если хочешь что-то сказать, говори о славных делах! – прорычал он. – О железной решимости и о том, как ты попирал врагов! Неужели ты столь глуп, Чара? Разве не видишь, что наш главный враг – это страх? И когда ты подпитываешь его, то лишаешь нас воли сражаться!

Устыдившись, Чарапата заплакал. Он раскаялся и поклялся впредь говорить лишь о храбрости, вселяющей надежду.

– Вера, сын мой, – сказал Амрапатар, поражаясь, что даже такой герой, как его сын, может оставаться для отца все тем же мальчишкой. – Вера придает куда больше сил, чем знание.

Так разногласие между ними уладилось. Какой отец не учит сына, когда тот заблуждается? Но кое-кто из слуг услышал обрывки спора, и поползли слухи о разладе и нерешительности, пока все войско не заговорило о нерешительности своего главнокомандующего. Говорили, что Амрапатар перестал слушать даже тех, кого любил, и не желает признавать правды.

Трое будущих заложников добрались до огромной, заросшей лесом котловины, дальний конец которой терялся в дымке. По котловине текла, петляя, река. Священная Аумрис, как объявила Серва, охваченная благоговейным возбуждением, несмотря на утомление после прыжка. Колыбель человеческой цивилизации.

Такой они ее и увидели… первые люди, ступившие в эту долину много тысяч лет назад.

Пока она спала, Сорвил отыскал удобное место для обзора среди корней огромного дуба, возвышавшегося на самом краю склона, столь крутого, что он напоминал уже стенку каньона. Там он сидел в полудреме, наблюдая, как темно-серая лента реки с подъемом солнца преображалась, делаясь зеленой, коричневой, синей, а местами таинственно отблескивая серебром. Река Аумрис… где высокородные норсираи сложили первые каменные города, где люди, подобно детям, преклонив колени, учились у своих противников Нелюдей искусству, торговле и магии.

Развалины он заметил не сразу.

Вначале обрисовались их общие контуры, наподобие некой пиктограммы, нарисованной меж деревьев для Небес. Потом Сорвил начал различать отдельные строения, выдающиеся из-под полога леса: проемы древних башен, некогда мощные крепостные стены. Если прежде он озирал величественную природную долину, теперь же узрел древнее кладбище, где все говорило о потерях и глубине истории. Теперь казалось даже странным, что он не увидел этих следов прежде. Они проступали, словно галеотская татуировка, повсюду внизу…

Останки некогда могучего города.

Серва вдруг так горестно зарыдала во сне, что Сорвил с Моэнгусом оба ринулись к ней. А когда Сорвил застыл в нерешительности над мечущейся девушкой, принц-империал отодвинул его и сгреб ее в охапку. Она проснулась, не прекращая плакать.

Отчего-то вид благодарно ухватившейся за брата Сервы потряс его чуть ли не так же сильно, как падение Сакарпа. Все складывалось таким образом, что борьба аспект-императора против второго конца света выходила вполне правым делом. Мощь войска Великого Похода. Эскелес и его преподанный на равнине урок, лишающий спокойствия. Шпион-перерожденец, столь выразительно раскрытый в Амбиликасе. Ужас Полчища и хитрость Легиона Тройного Бремени. Да, хотя бы то доверие, которое Анасуримбор оказал ему, своему врагу.

Не говоря уже о сияющей сущности самого аспект-императора.

Сорвил знал, что ей снился этот безымянный город внизу. Она вновь переживала весь ужас его разрушения, когда он просто озирал почти заросший отпечаток улиц. И его вдруг пронзила та боль с неведомой прежде силой. Вид рыдающей Сервы вырвал из небытия картины, ввергшие в пучину горя ту, что казалась не поддающейся печали. До его слуха, казалось, донеслись бьющиеся на ветру трубные звуки тревоги, когда тот Смерч, который Эскелес всегда описывал в самых мрачных красках, стремительно несся на город…

Конечно, нет ничего легче, чем возложить вину на мертвых, пока они остаются в своем небытии.