Страх надежда и хлебный пудинг - Секстон Мари

Она отвернулась и стала смотреть на неподвижный вентилятор под потолком.

– После смерти отца он некоторое время жил у меня.

– Я не знал.

– Это продлилось всего несколько месяцев.

– А потом?

– Ему исполнилось шестнадцать, он купил себе автомобиль, и с тех пор я только его и видела. Он не хотел иметь со мной ничего общего.

– Как по мне, обычное поведение парня шестнадцати лет.

– Возможно. Не знаю. Он был таким обозленным. У него умер отец, и он, полагаю, еще разбирался со своей сексуальной ориентацией. Сколько раз я ни пыталась поговорить с ним, он всегда уходил.

– И в итоге вы перестали пытаться?

– Я думала, он сам так хотел.

А я думал, что она ошибается. Ребенок не может хотеть, чтобы мать от него отказалась.

Какое-то время мы лежали в неловком молчании. Постель, которую мы разделили, внезапно стала холодной.

Меня разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, Грейс было жаль. Она была молода, осталась одна, без поддержки, а муж в этом смысле ей ничем не помог. Джон всегда полагал, что Грейс избегает Коула из-за того, что занята своей светской жизнью. Я же чувствовал, что она до ужаса одинока и сторонится сына просто-напросто потому, что не знает, как с ним помириться. И все же понять, почему она предпринимает так мало усилий, я, как ни старался, не мог.

– Вы должны были приехать на свадьбу.

– Я знаю.

– Так почему не приехали?

– Боялась.

– Чего?

– Опозориться.

В моей груди вспыхнул гнев.

– Он ваш сын. Это был важный день для него – для них обоих! А вы думали исключительно о себе?

– Я и не жду, что вы поймете.

И хорошо. Потому что я на самом деле не понимал.

***

Утром позвонил Джон – сказать, что они добрались, но с Томасом еще не увиделись. Повесив трубку, я какое-то время лежал и вспоминал прошлую ночь. Я нервничал перед встречей с Грейс. Не из-за секса, но потому что, когда мы засыпали, атмосфера между нами была напряженной. То, что она делала – обещала приехать, но в итоге не приезжала, не поздравляла Коула с днем рождения, не появилась на свадьбе – не укладывалось в голове, и все-таки я не считал ее плохим человеком. Более того, мне казалось, что она, возможно, травмирована даже больше, чем ее сын.

Я нашел Грейс на кухне, где она готовила завтрак.

– Вот кофе, – сказала она, показав на кофейник.

– Спасибо.

Я налил себе кофе и, сев за стол, стал смотреть, как она укладывает бекон в сковородку и разбивает над миской яйца.

– Это благодаря вам Коул любит готовить?

Она покачала головой.

– Я никогда не умела готовить, как он.

– Я не спрашивал, кто научил его, как готовить. Я спросил, вы ли научили его любить сам процесс.

Она закусила губу.

– Мне бы хотелось верить, что да. – Она опустила лицо, и когда между нами упала завеса ее волос, я чуть было не рассмеялся – настолько ее поведение походило на то, как поступал ее сын. – Я рада, что вы уговорили меня приехать.

– Я тоже рад.

Она перевернула бекон, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.

– Знаете, вы вчера были правы. Я была отвратительной матерью. – Я использовал не совсем такие слова, но спорить не стал. Мне показалось, она того не хотела. – Я до сих пор помню день, когда его потеряла. – Она переложила бекон на бумажное полотенце. – Ему было двенадцать. К тому времени я уже перестала путешествовать с ними.

– Почему?

Она положила на сковородку новую порцию сырого бекона.

– Я терпеть не могла ездить в Европу. Для меня эти поездки всегда заканчивались стыдом. Нью-Йорк был единственным местом, где у Николаса жили друзья – ну, деловые партнеры, – которые были такими же невежественными, как я, поэтому, когда он предложил жить отдельно, я туда переехала. Но после Европы они всегда заезжали ко мне, и мы несколько дней притворялись семьей.