Бумажный домик - Франсуаза Малле-Жорис (1970)

– Что ты натворил, несчастный!

– Какая важность?! – Венсан таращит свои прекрасные глаза. – На меня снизошла благодать.

Священник, перед которым я на следующий день рассыпаюсь в извинениях:

– Не огорчайтесь, дочь моя, по-моему, все прошло очень мило. (Пауза.) У Монсеньора, конечно, был шок…

Венсан – отцу, который его отчитывает:

– В любом приходе есть свой юродивый.

Что это, юмор?

Катрин

Катрин (шестнадцать лет) была предшественницей Долорес. За посуду она принималась, только когда не оставалось ни одной чистой тарелки. Кухня, где воздвигнуты чудовищные пирамиды, становится ареной внезапных катастроф – обвалы, которые ее сотрясают, сравнимы по мощи с тектоническими процессами.

– Катрин, надо вымыть всю эту посуду.

– Сию минуту, Франсуаза.

Я удаляюсь. Возвращаюсь час спустя – из кухни доносятся мелодичные звуки флейты. Открываю дверь. Взгромоздившись на высокий табурет, окруженная, как скала вздымающимися валами, грязной посудой, Катрин – раздутые щеки пылают, волосы венчиком вокруг прелестной мордашки музицирующего ангелочка, – Катрин играет на флейте.

– Вы только послушайте, Франсуаза! Я сама подобрала песенку «Моя малышка чиста, как ручеек». Правда красиво?

– Восхитительно, Кати!

Я осторожно закрываю дверь.

– Это значит, ей у нас хорошо, – говорит Жак. – Что может быть прекраснее флейты? Надо пригласить к ней учителя сольфеджио.

Консоласьон

Консоласьон уходит от нас. Как грустно звучит эта фраза: «Консоласьон уходит от нас…» Ей двадцать три года, она прелестна. Пришла забрать вещи. Одна из подруг обещала ей помочь на первых порах. На ней зеленые босоножки, как две капли воды похожие на мои. Консоласьон проследила за моим взглядом, на щеках сквозь смуглую кожу проступает румянец, и, ни слова не говоря, она бросается мне на шею. Прощай, Консоласьон. Ты все делала грациозно, даже орудовала пылесосом.

Газель. Зеленоокая. С дурным вкусом, но и это ее не портило. Четыре года спустя мы встретились у моего парикмахера.

– Как дела, Консоласьон?

– О! Прекрасно!

Она увешана чудовищными побрякушками, вся в мехах; красива, как зверь, попавший в клетку. Мы выходим вместе.

– Нам по дороге?

– О! Тут у меня маши…

Рядом с ней тормозит роскошный лимузин, шофер распахивает дверцу. Она чуть краснеет, ни слова не говоря, бросается мне на шею и исчезает. Милая Консоласьон!

* * *

Венсан. Я думаю о человеке, который первым начал петь.

Я. И что же?

Венсан. Говорить – это я понимаю. Человеку хочется есть или пить, он рычит, как зверь, потом появляются слова. Но ты подумай о том человеке, который запел, – пещера, кругом дикие звери, страшно…

Надо уметь слушать детей. Молча.

Тетушка

Тетушка (девяносто лет). Мне скучно, у меня ужасное настроение, а тут эти мысли о смерти – о чем еще, скажите на милость, думаешь в моем возрасте? Я сказала об этом, поплакалась мадам М., и знаете, что она мне ответила? «Я пришлю к вам аббата Анри». Ничего не скажешь, самый подходящий человек, чтобы настроить на веселый лад.

Беспорядок