Год, прожитый по-библейски - Джейкобс Эй Джей (2013)

И вот какая штука: я знаю, что курица на гриле, которую мне подают в ресторане Boston Market[146], умерла не от естественных причин. Она не заснула вечным сном в курином доме престарелых в окружении близких и внуков-цыплят. Ей тоже перерезали горло. Но доселе современное общество ограждало меня от этого факта.

Я снова смотрю на петушка. Ох! И вдруг с ужасом осознаю: он немного похож на Джаспера – большие глаза, вздернутая голова. Разве что не говорит «Па-па» (или, в нашем случае, «Эй Джей»).

Не надо быть Маймонидом[147], чтобы понять происходящее. Я изображаю Авраама для петушка-Исаака. При этом у меня нет и крохи Авраамовой веры. Я испытываю приступ тошноты и ослабляю захват. Петушок вырывается и припускает по улице. Эпштейн бежит за ним, хватает и возвращает птицу мне. Я снова глажу ее по голове.

– А теперь повертите им сверху.

Это самая странная часть ритуала капарот – надо три раза осторожно описать птицей круг в воздухе.

Эпштейн держит для меня молитвенник, чтобы я мог прочесть: «Это моя замена». Я говорю: «Это мой заместитель, мое искупление. Курица пойдет на смерть, а я буду жить хорошо, долго и мирно». Я надеялся, что почувствую, как грехи вытекают из меня, но не тут-то было. Вырывающийся петушок отвлекает все мое внимание.

Следующая остановка – кошерные мясники. Их трое, они стоят на платформе за прилавком и напоминают очень жестоких аптекарей. На них черные мусорные мешки для защиты от брызг крови. Силы небесные, сколько же крови! Земля залита, на лицах пятна, перчатки намокли. Запах крови так силен, что девушку в очереди, кажется, вот-вот вырвет. Стоит ли устраивать такое в эпоху птичьего гриппа?

Я отдаю петушка мяснику. Он берет его, перекидывает назад, загибает шею и наносит три быстрых удара ножом. Птица мертва – вот и все.

Мясник швыряет моего петушка в перевернутый дорожный конус, где он останется, пока вся кровь не вытечет из тела. Затем он будет ощипан, упакован и отправлен нуждающейся семье где-то в Бруклине.

Меня отпихивают от прилавка. Я все еще в объяснимом для горожанина ступоре: петушок был жив, и вот: три удара ножом – и он мертв. Эпштейн что-то говорит, но я не могу сосредоточиться. Я ошеломлен.

Как я уже говорил, теперь я иначе смотрю на жизнь. Если вы благодарите Бога за каждую небольшую радость – каждый раз, когда едите, просыпаетесь, делаете глоток воды, – вы неизбежно начинаете испытывать благодарность за саму жизнь, за невероятный и чудесный факт вашего существования.

Я действительно восхищаюсь чувством, которое олицетворяет капарот. Полезно получить напоминание: вот я бегу по улице, а вот, спустя минуту, меня уже нет в этом мире. Жизнь так абсурдно дорога и коротка. Однако сам метод меня не восхищает. Если бы я воспитывался хасидами, мне легче было бы с ним смириться. Но, как говорит рабби Ботеах, вне контекста он кажется варварским. Если я когда-нибудь еще решусь на капарот, то поступлю как тетя Кейт. Иные ортодоксальные евреи, включая ее, практикуют менее дикую, но тоже одобренную версию капарота. Вместо домашней птицы они берут деньги и машут ими над головой.

По дороге к метро запах кур выветривается. И я благодарю Бога за то, что Он отменил необходимость приносить ритуальные жертвы ежедневно. И с курицей пришлось несладко. А мысль попробовать с козой или быком вызывает у меня ужас.

…И виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай; оставь это бедному и пришельцу.

Левит 19:10

День 135. Стол в нашей гостиной теперь занимают четыре больших терракотовых горшка, куда я посадил огурцы. Это чахлые, едва живые огуречные побеги.