Колокол по Хэму - Дэн Симмонс (1999)

Хемингуэй стоял, облокотившись на ограждение и без труда сохраняя равновесие, несмотря на то что его указания вынуждали меня править под самым неудачным углом к высоким волнам. Куба казалась крохотным размытым пятнышком по правому борту, а слева надвигалась полоса черной и все более плотной облачности.

– А тебе и впрямь приходилось водить малые суда, Лукас.

Я уже говорил ему об этом и не видел смысла повторять.

Сзади и внизу над чем-то смеялись Ибарлусия с Гестом. Море было слишком бурным для рыбной ловли.

Хемингуэй спустился по лестнице и тут же поднялся обратно с чехлом из промасленной ткани. Переждав поток брызг, он вынул из чехла винтовку. Я мельком взглянул на нее: „манлихер“ калибра 6,5 мм.

– Мы собирались бросить якорь в одной укромной бухте, – сказал Хемингуэй. Он прицелился в летучую рыбу, которая выпрыгнула из воды перед носом яхты, потом опустил оружие. – Хотели пострелять по мишеням. Но при таком волнении об этом нечего и думать.

Вероятно, в этом и состояло мое морское испытание – привести „Пилар“ в точку с заданными координатами и состязаться в стрельбе с тремя людьми, которые пили с самого утра. А может, меня попросту обуяла мания преследования.

Хемингуэй спрятал винтовку в чехол и положил ее у стойки штурвала. Он указал в сторону берега.

– Я знаю там уютную маленькую пещеру. Давай подойдем к ней, пообедаем и вернемся в Кохимар, пока буря не разыгралась всерьез.

Он задал курс, и я повернул нос яхты к берегу. „Пилар“ была превосходным судном, хотя, на мой вкус, ей не хватало остойчивости и она реагировала на повороты руля с небольшим запозданием. Если Хемингуэй хотел уклониться от встречи с надвигающимся штормом, нам следовало повернуть назад, а не останавливаться на обед. Но он не спросил моего мнения.

Теперь, когда волны били в корму, яхта пошла быстрее, и к тому времени, когда мы бросили якорь в просторной пещере, вновь ярко светило солнце, и никто даже не вспоминал о буре. Мы сели в тени рулевой рубки и принялись за толстые сэндвичи с остро приправленной жареной говядиной. Гест и Ибарлусия взяли к обеду еще по банке холодного пива, а Фуэнтес сварил густой черный кубинский кофе, и мы втроем с Хемингуэем выпили его из белых щербатых кружек.

– Эрнесто, – заговорил Фуэнтес, вставая с поручня. – Посмотри вон туда, на скалу у берега. Какая огромная!

До берега было более ста шагов, и только через секунду-другую я понял, что он имел в виду.

– Грегорио, – сказал Хемингэуй, – принеси бинокль.

Мы вчетвером по очереди посмотрели в бинокль. Игуана действительно была очень большая. Она грелась в лучах солнца на черной скале, медленно моргая. Я увидел, как поблескивают перепонки на ее глазах.

Хемингуэй взобрался по трапу, мы – вслед за ним. Он вынул „манлихер“ из чехла, обернул ремень вокруг левой руки, как это принято в пехоте при стрельбе на средней дистанции, широко расставил ноги, борясь с легкой качкой, и крепко упер приклад в плечо.

– Лукас, – распорядился он, – следи за тем, куда я попаду.

Я кивнул и навел бинокль на игуану. Рявкнул выстрел.

– Низко, – сказал я. – Игуана даже не шелохнулась.

Вторая пуля прошла выше. На третьем выстреле игуана словно взлетела в воздух и исчезла за скалой. Ибарлусия и Гест разразились торжествующими криками. Фуэнтес спросил:

– Это будет сумочка для мисс Марты?

– Si, дружище. Сумочка для Марты, – ответил Хемингуэй и первым спустился по трапу на палубу.

– Жаль, что мы не взяли с собой „Крошку Кида“, – сказал Гест, имея в виду маленькую гребную шлюпку, которую Хемингуэй оставил в порту, не желая тащить ее за собой.

Хемингуэй усмехнулся.

– Черт возьми, Волфер, здесь воды по колено. Или ты боишься акул? – Он сбросил свитер и шорты, оставшись в изрядно поношенных плавках. Его тело было очень темным и намного более мускулистым, чем я думал. На его груди не было ни одного седого волоска.