Визит старой дамы - Дюрренматт Фридрих

Илл. Что вам от меня надо?

Первый газетчик. Какое счастье, что нам все же удалось с вами встретиться. Нам необходимо сделать несколько снимков. Вы нам не откажете? (Оглядывается по сторонам.) Бакалея, посуда, скобяные товары… Придумал! Мы снимем, как вы продаете топор.

Илл (помедлив). Топор?

Первый газетчик. Мяснику. Чем естественней, тем лучше. Дайте-ка сюда это орудие убийства. Покупатель берет топор в руки, взвешивает его, раздумывает, а вы в это время перегибаетесь через прилавок и уговариваете покупателя. Прошу вас. (Ставит его в соответствующую позу.) Более естественно, господа, более непринужденно.

Газетчики щелкают фотоаппаратами.

Первый газетчик. Хорошо, очень хорошо.

Второй газетчик. Не будете ли вы так любезны положить руку на плечо вашей супруги? Сын пусть станет слева, дочь — справа. А теперь, прошу вас, сияйте от счастья, сияйте, сияйте, радостно, изнутри, от всей души, сияйте.

Первый газетчик. Вы превосходно сияли.

Несколько фотокорреспондентов пробегают вдоль левой кулисы. Один из них кричит, заглянув в лавку.

Фотокорреспондент. У старухи Цаханассьян новый жених! Они гуляют в Конрадовом лесу.

Второй газетчик. Опять новый?

Первый газетчик. Пошли. Готовая обложка для «Лайфа»!

Оба газетчика стремглав выбегают из лавки. Молчание. Первый еще держит в руках топор.

Первый (с облегчением). Пронесло!

Художник. Извини нас, учитель. Но если мы хотим уладить это дело, пресса ничего не должна знать. Понятно? (Выходит из лавки.)

Второй следует за художником. Но потом останавливается перед Иллом.

Второй. Мудро, в высшей степени мудро: главное, не болтать глупостей. Впрочем, такому негодяю, как ты, все равно никто не поверит. (Уходит).

Первый. Нас еще пропечатают в журнале, Илл.

Илл. Наверняка.

Первый. Мы еще прославимся.

Илл. Если это можно назвать славой.

Первый. Дай мне сигару.

Илл. Пожалуйста.

Первый. Запиши за мной.

Илл. Само собой.

Первый. Честно говоря, ты поступил с Клерхен как последний подлец. (Собирается уходить.)

Илл. Положи топор, Хофбауэр.

Первый колеблется, потом отдает топор. Все в лавке молчат. Учитель по-прежнему сидит на бочке.

Учитель. Вы меня простите. Я выпил несколько рюмок, не то две, не то три…

Илл. Есть о чем говорить…

Семья Илла выходит из лавки направо.

Учитель. Я хотел вам помочь. Но на меня все навалились, да вы и сами не захотели этого… (Снимает с головы картину.) Ах, Илл, разве мы люди? Этот гнусный миллиард сидит у нас в душе как заноза. Мужайтесь, боритесь за свою жизнь, надо связаться с газетами, вам теперь нельзя терять ни минуты.

Илл. Я больше не буду бороться.

Учитель (удивленно). Скажите, вы что, совсем потеряли голову от страха?

Илл. Нет, но я понял, что не имею права.

Учитель. Не имеете права? Бороться с проклятой старой шлюхой, которая на глазах у всех меняет мужей как перчатки и скупает наши души?

Илл. В конце концов виноват я.

Учитель. Виноваты?

Илл. Я сделал Клару такой, какая она есть, и себя таким, каким стал: паршивым бакалейщиком. Так что же мне теперь делать, учитель из Гюллена? Изображать невиновного? Все это дело моих рук — и кастраты, и дворецкий, и гроб, и этот миллиард. Я не могу ничем помочь ни себе, ни вам. (Берет разорванную картину и разглядывает ее.) Мой портрет.

Учитель. Ваша жена хотела повесить его в спальне над кроватью.

Илл. Кюн нарисует новый. (Кладет портрет на прилавок.)