Пустыня внемлет Богу. Роман о пророке Моисее - Эфраим Баух (2000)

Великий Анен властно приказывает ученикам прижаться к стене, мимо пошла прислуга, и по мере ее прибывания усталый старичок начинает меняться на глазах: на лицо наводят грим, надевают круглый парик с диадемой, закрепленной сзади спускающимися на затылок подвесками и золотой коброй, чья голова с раздутой шеей поднимается над серединой лба. Белый царский плат с красными полосами прикрепляют золотой лентой к голове и поверх всего взгромождают корону бога богов Амона – два высоких пера на рогах барана, между которыми сверкает золотой диск, обрамленный двумя кобрами. Накладную бороду прикрепляют к парику. Тяжелое ожерелье из нитей бус и застежки в виде двух голов сокола вместе с двойной золотой цепью – на шею. К набедренной повязке подвязывают передник из драгоценного металла, закрепленный широким поясом с металлической пряжкой и бычьим хвостом сзади. Поверх всего накидывают длинную прозрачную тунику с короткими рукавами, надевают сандалии из металлических пластин.

6. Причащение к тайнам земли и неба

И вот он, воистину наместник бога Амона-Ра на земле, восходит к выходу, налагая рукой в сверкающих браслетах благословение на головы сыновей и внуков. В глубоком поклоне великий Анен подает ему скипетр с головою овна, повелитель в свою очередь налагает на голову великого жреца белую тиару и садится на парадные носилки, в широкое кресло под балдахином.

Трубы возвещают морю волнующегося люда выход повелителя поднебесной страны Кемет – великого, живого, невредимого – из мира мертвых, из царства Озириса и Изиды. Грохочут священные трещотки. Двенадцать телохранителей и носителей опахал выносят божественного, сверкающего наместника бога богов Амона-Ра.

Впереди – царские сыновья и внуки, высшие сановники. Мернептах, исполненный важности, покачиваясь после выхода из удушливой утробы дома живого Хафры, несет на подушке, вышитой золотом, скипетр отца. А сзади – масса цветистых штандартов, знамен, возбужденных лиц.

И Месу, сам словно бы заново рожденный после пережитого в удушливой тьме, парит с легкостью птицы в воздухе. Ощущение религиозного экстаза несет его вместе со всеми в стоящий неподалеку от великих пирамид храм, раскрывающийся перед ними многоголосым хором, ноющим божественный гимн.

Ангельские голоса всплывают над сатанинской тяжестью басов, как масло на поверхность вод. Чувство парения в небе в то время, как Ноги притянуты к земле, впервые столь отчетливо и восторженно причащает Месу к тайнам земли и неба.

И чудится завершающим взрыв голосов, взлетающих ввысь вместе с душой, ибо нечто более мощное непереносимо.

Финал, обрыв или пауза?

Слышен кашель людей, почти потерявших дыхание, шарканье переступающих, подламывающихся от долгого стояния ног.

Но, поднятый на высоты храма, сверкает причастностью к богам наместник Амона-Ра на земле, покрывая своим сиянием все человеческие немощи, и глаза Месу отказываются верить, что увиденный им в мерцающей удушливой мгле хилый старичок и этот всесильный земной бог – одно и то же существо.

7. Ты подобен мякоти плода, ускользающей в глотку смерти

Внезапен следующий очередной взрыв голосов, возносящийся гимном на еще более непереносимую высоту, и, значит, душа не исчерпала своих возможностей.

Нелегко нащупать нить, выводящую из лабиринта: потянешься к солнцу – натыкаешься на камень.

Но вот – спасение: небесный хор меняет торжественно прижимающий к земле державный ритм.

Медленно, но все более раскованно переходя в некую легковесную беспечность, возникают цепью, пока еще разорванной, танцовщицы с тамбуринами, как бы осторожно нащупывая в руках и ногах своих жгуты затаенных и алчущих змей.

Звуками небесного нектара льются лютни.

Ритм учащается, змеи вырываются из плена, тела танцовщиц сливаются в гибкую живую карусель. Кажется, еще миг, и сочетание тел и движенья раскроет последнюю тайну небес, бездны, жизни.