А порою очень грустны - Евгенидис Джеффри (2012)

— В этих старых домах раньше были газовые лампы, — продолжал Леонард. — А газ, видимо, из подвала закачивали. Если у кого-нибудь на каком-нибудь этаже вылетал клапан, начиналась утечка. А тогда у газа еще и запаха не было. Метантиол начали добавлять уже позже.

— Полезная информация, — сказала Мадлен.

— Тут, наверное, жить было как на пороховой бочке. — Леонард постучал по выступающему месту ногтем, обернулся и со значением взглянул Мадлен в глаза. — Я в последнее время не ходил на занятия.

— Знаю.

Голова Леонарда возвышалась над ней, но тут он нагнулся — спокойное, словно у травоядного, движение — и добавил:

— Плохо себя чувствовал.

— Болел?

— Теперь получше.

Из гостиной послышался голос Оливии:

— Кто хочет «Деламен» попробовать? Вкуснятина!

— Я хочу, — ответил Брайан Уигер. — Забойная штука.

— Как тебе кухонные полотенца? — спросил Леонард.

— Да, замечательные, — ответила Мадлен. — Как раз то, что надо. Они нам пригодятся! Спасибо.

— Я бы принес вина или виски, но так всегда делает мой отец.

— А ты не хочешь делать ничего такого, что делает твой отец?

Лицо и голос Леонарда не потеряли серьезности, когда он ответил:

— Мой отец страдает депрессией, а лечится алкоголем. С матерью примерно то же самое.

— Где они живут?

— Они развелись. Мать осталась жить в Портленде, я там вырос. Отец в Европе. Живет в Антверпене. По последним сведениям.

Этот разговор внушал определенные надежды. Леонард делился с ней информацией личного характера. С другой стороны, эта информация свидетельствовала о том, что у него сложные отношения с родителями, да и у них самих какие-то сложности, а Мадлен решила встречаться только с парнями, которые своих родителей любят.

— А твой отец чем занимается? — спросил Леонард.

Мадлен замешкалась — он застал ее врасплох.

— Раньше в колледже преподавал, — ответила она. — Теперь на пенсии.

— Кто он был? Профессор?

— Он был президентом.

Леонарда передернуло.

— Ого.

— Да это так, небольшой колледж. В Нью-Джерси. Называется Бакстер.

Вошла Эбби за стаканами. Леонард помог ей снять их с верхней полки. Когда она вышла, он снова повернулся к Мадлен и сказал так, словно ему было плохо:

— В «Вагонетке» в эти выходные идет фильм Феллини. «Амаркорд».

Мадлен взглянула на него, желая подбодрить. Чувства ее можно было описать всевозможными словами, вышедшими из моды, книжными словами, такими, как «трепетный». Но у нее были свои правила. Одно правило состояло в том, чтобы ждать, пока парень сам ее пригласит, а не наоборот.

— По-моему, в эту субботу идет, — сказал Леонард.

— В эту субботу?

— Тебе нравится Феллини?

Ответ на этот вопрос, по мнению Мадлен, не являлся нарушением ее правила.

— Хочешь узнать одну вещь? Мне стыдно, но я в жизни не видела ни одного фильма Феллини.

— Надо тебе посмотреть, — сказала Леонард. — Я позвоню тебе.

— Хорошо.

— У меня твой телефон есть? А, ну да, есть. Тот же, что у Эбби.

— Хочешь, я тебе запишу? — предложила Мадлен.

— Не надо. У меня есть.

И он, словно бронтозавр, поднялся и занял свое место среди верхушек деревьев.

Остаток недели Мадлен каждый вечер не выходила из дому, ожидая звонка Леонарда. Возвращаясь после обеда с занятий, она допрашивала соседок, чтобы выяснить, не звонил ли он, пока ее не было.

— Вчера какой-то парень звонил, — сказала в четверг Оливия. — Я в душе была.

— Почему ты мне не сказала?

— Извини, забыла.

— Кто это был?

— Он не сказал.

— Голос не как у Леонарда был?

— Не обратила внимания. Я вся мокрая была.

— Ну спасибо — могла бы и спросить, что передать.

— Ну извини-и, — протянула Оливия. — Господи. Мы всего-то две секунды разговаривали. Он сказал, перезвонит.