Смертельно опасны (антология) - Дозуа Гарднер, Мартин Джордж Р.Р. (2015)

Я не говорила еще, что у меня на счету три сбитых фрица? А ты сколько убил? Ладно, не отвечай, и так знаю, что больше. Притом тебе гораздо тяжелее, чем мне: у тебя только винтовка и штык, а у меня мой красавец «Як». Но от нас вам, пехоте, большая помощь: мы с Инной недавно завернули назад целую эскадрилью, не дав им разбомбить станцию. Стараюсь не слишком за тебя волноваться, но это трудно.

Вот собью еще двух и буду считаться асом. Одна женщина-ас у нас уже есть: Лиля Литвяк, которая сражалась под Сталинградом. Я на нее не в обиде, она отличный пилот. Превзойти ее у меня не получится, но я точно не хуже. Если вдруг увидишь ее фото в газете (я слышала, ее часто печатают, чтобы других на подвиги вдохновлять), то знай, что моя Инна гораздо красивее. Трудно поверить, я знаю, но это правда. Может, и мое фото когда-нибудь напечатают? Будешь тогда всем рассказывать, что ты мой брат – жалко, что личиком я не вышла.

Мама пишет, что папа опять приболел. Что-то он часто болеет, и с питанием неважно у них – он, наверное, свою долю отдает Нине, как отдавала бы я. Боюсь, что мама не все мне рассказывает, но ты ведь ничего не таишь, правда?

Ладно, что тут думать, все равно ничем не поможешь. За меня тоже не беспокойся. Я питаюсь нормально, сплю большей частью хорошо. Слышу иногда, как падают бомбы вдали, но у нас пока тихо.

До свидания, целую тебя.

Раиса.

Когда началась война, Раиса по примеру множества других девушек написала знаменитому пилоту Марине Расковой, спрашивая, как можно попасть на фронт. Товарищ Раскова ответила: я организую женскую летную бригаду, приезжай.

И она, конечно, приехала.

Отец был против, он хотел, чтобы Раиса работала на заводе и тем помогала фронту, но мать сказала: может летать – пусть летает. А старший брат Давид взял с нее слово писать ему каждый день, ну хотя бы каждую неделю.

Ее назначили в боевую часть, и она впервые встретилась с девушками, которые занимались в летных клубах, как и она. В ее клубе были одни только парни, и Раису поначалу не принимали всерьез. Ей приходилось доказывать свои способности на каждом занятии, и в полетах с инструктором она стала лучшей, но и это не помогло. Больше всего ее возмущало, что говорят все одно, а поступают совсем по-другому. Советская власть вроде бы уравняла женщин в правах с мужчинами, но мальчишки продолжали над ней насмехаться: лучше детей, мол, рожай, не бабье это дело – летать.

Спасибо Марине Расковой, она им всем показала. Когда она по-глупому разбилась в плохую погоду, женщины-пилоты боялись, что их отправят обратно в тыл – строить те самые самолеты, на которых они летали. Только благодаря Расковой, которую знал сам Сталин, женщин допустили на фронт. Но к тому времени они уже доказали, что могут летать, и расформировывать их не стали. Вырезанную из газеты фотографию Расковой Раиса пришпилила над своей койкой, а позже рядом с ней выстроились снимки других убитых пилотов.

– Я боевой пилот, а вы меня куда посылаете? – сказала Раиса, забыв о субординации. Они с Гридневым стояли на резком весеннем ветру, который она едва замечала. Взлетать следовало немедленно, но она продолжала спорить; Инна переминалась с ноги на ногу в нескольких метрах от них.

– Мне нужны пилоты для конвоя, Степанова.

– Маршрут проходит в ста километрах от линии фронта. Вашему высокому чину не конвой нужен, а нянька!

– Значит, будешь нянькой.

– Мне немцев сбивать надо, товарищ полковник…

– Будешь делать то, что велит тебе Родина.

– Но…

– Дело не в тебе лично. Нужен конвой.

И Гриднев зашагал прочь, а Раиса, кипя от злости, пошла на аэродром. Инна бегом догнала ее.

– Рая, что с тобой?

Этот вопрос она последнее время задавала едва ли не ежечасно, и Раиса не могла больше утаивать от нее свой секрет. Если уж Инне нельзя доверять, кому тогда можно?

– Давид пропал без вести, – не сбавляя шага, сказала она.