Немногие возвратившиеся - Эудженио Корти

Как я ни старался, прекратить бессмысленную пальбу оказалось не в моей власти. Солдаты не желали понимать, что таким образом могут привлечь к себе внимание противника. Случайно затесавшийся в наши ряды немецкий солдат что-то возмущенно кричал, но на него не обратили внимания.

К сожалению, вынужден признать, что перед нами были уже не солдаты, а беспорядочная толпа испуганных, полностью деморализованных людей. Они руководствовались только собственными инстинктами и не желали прислушиваться к голосу разума. Они стремились лишь к одному – выбраться из ловушки и были готовы достичь этой цели любой ценой. Они были согласны на все, только бы вырваться из белого безмолвия и снова оказаться в привычной обстановке среди друзей.

Конечно, строгий порядок мог бы облегчить достижение общей цели. Но это понимали лишь офицеры. Многие из нас честно пытались установить дисциплину. Но даже ценой собственной жизни мы не имели возможности в тех условиях предотвратить беспорядки. Как запретишь человеку, который уже много дней ничего не ел, искать хоть какую-нибудь пищу? Разве можно осуждать окоченевшего солдата, если он ищет теплый угол для ночлега? И как объяснишь человеку, который бегает взад-вперед вдоль колонны и размахивает руками, задевая при этом окружающих, тщетно стараясь согреться, что надо спокойно идти в строю, а если колонна остановилась, то стоять на месте? Невозможно…

В наших несчастьях все винили немцев. Это из-за них у нас не было горючего. К тому же они, в отличие от нас, имели и топливо, и еду, да и обмундирование у них было не в пример лучше нашего.

Как тут не чувствовать неприязнь?

За лесом снова начиналась бесконечная заснеженная равнина. Дорога неожиданно стала шире. Судя по утрамбованному снегу, здесь прошли танки. Здесь мы увидели огромное количество противотанковых орудий, причем рядом с массивными немецкими расположились маленькие итальянские. Они ожидали приближения вражеских танков почти оттуда, откуда мы только что пришли и откуда до сих пор подтягивались люди.

Мы шли дальше. Становилось темно.

* * *

Вся техника снова остановилась. Ждали темноты, чтобы преодолеть простреливаемый невидимыми русскими участок дороги. Я присел на грязезащитное крыло грузовика с ранеными.

Состояние, в котором я находился, пожалуй, уже нельзя было назвать усталостью. Это было нечто большее. Все мы держались на ногах лишь благодаря огромному нервному напряжению.

Мы еще не знали (я узнал об этом только несколькими днями позже, да и то без подробностей), что за нами, в районе деревни Поздняково, где мы останавливались на рассвете, последние боеспособные части дивизии Торино были атакованы вражескими танками и пехотой и разбиты.

Темнело. Техника все еще продолжала стоять, но люди один за одним двинулись вперед. Они осторожно спускались в низину и начинали подниматься на следующий склон. Судя по слухам, именно там находилась невидимая пока деревня, оставшаяся в руках наших солдат. Причем уже за пределами окруженной территории.

По обеим сторонам от нас то и дело слышались автоматные очереди. Ночное небо периодически озарялось яркими вспышками. А я все еще сидел на месте. Ко мне, сильно хромая, приблизился очень молоденький пехотинец, на вид совсем мальчик. На его ноги, замотанные в грязные обрывки одеял, было страшно смотреть. Кажется, он опирался на палку.

Мальчик плакал, твердил, что ему очень больно, и просил пустить его на грузовик. Лейтенант, в ведении которого находился этот транспорт, сказал, что ни одного свободного места нет. Тогда пехотинец принялся умолять меня уступить ему мое место, дав возможность хотя бы немного отдохнуть. Я пытался ему объяснить, что это бесполезно, что, если грузовик тронется, он все равно не сможет удержаться, но мальчишка не слышал голоса рассудка.