Озорная леди - Холбрук Синди (1999)

– Какого сокровища? – На этот раз удивился он.

Она внимательно изучала его, потом выдала свое заключение:

– Нет, вряд ли. Вы не тот тип.

– Какое сокровище? Ты же только что сказала, что вы бедны, – насмешливо произнес незнакомец.

– Да, мы бедны в отношении материальных благ, но зато богаты семейными традициями и преданиями. – Она невесело усмехнулась.

Мужчина пожал плечами:

– Это меня не касается. Все, что мне нужно, – это шкатулка.

– А если я ее вам не отдам? – В голосе Чентел прозвучал вызов.

– Ты об этом очень сильно пожалеешь.

– О, в этом я не сомневаюсь! – дерзко ответила девушка.

Незнакомец неожиданно сделал еще один шаг вперед и теперь стоял к Чентел вплотную, но на этот раз отступать ей была некуда. Чтобы посмотреть ему в лицо, бедняжке пришлось вытянуть шею.

– Боюсь, что не могу отдать вам шкатулку, – заявила она.

– То есть не хочешь отдать?

– Это одно и то же, – резко ответила Чентел. – У меня нет выбора.

Темные глаза пристально изучали ее; после небольшой, но мучительной для девушки паузы в них появился не сулящий ничего хорошего блеск, будто всплывший откуда-то из самой глубины его души, и он произнес, дерзко улыбаясь:

– Что ж, я предоставлю тебе целых три варианта. Ты можешь либо отдать мне шкатулку…

– Ни за что! – перебила Чентел.

– Если нет, то тебя ждет, – он медленно цедил слова, и на губах его играла все та же порочная улыбка, – смерть или изнасилование.

У Чентел перехватило дыхание: перед ней стоял безумец, от которого можно было ожидать чего угодно.

– Прошу прощения, я не расслышала.

– Я предоставляю тебе на выбор три разных варианта. Не говори потом, что я лишен душевной щедрости. Отдай мне шкатулку, иначе тебе придется расстаться если не с жизнью, то с честью.

Негодяй смеялся над ней: она видела, как блестели его глаза! Как и все рыжие, Чентел отличалась вспыльчивым нравом, и сейчас ее огненный темперамент дошел до точки кипения.

– Прекрасно, – произнесла она приторно-сладким тоном, – я выбираю смерть.

– Бог мой, что за глупый ответ. – Он вдруг перестал улыбаться. – Неужели ты на самом деле предпочтешь смерть бесчестью? Впрочем, я мог бы об этом догадаться. – Тут он презрительно хмыкнул. – Достаточно взглянуть на пуританский фасон твоей ночной рубашки.

Чентел покраснела от ярости. Вцепившись обеими руками в свою любимую ночную рубашку из тонкого муслина с романтическими рукавами, отделанными фламандским кружевом, которое она столько раз терпеливо чинила, она произнесла негодующим тоном:

– Послушайте-ка, сэр! Вы можете врываться ко мне и размахивать вашим пистолетом перед моим носом сколько вам угодно, но делать замечания по поводу того, как я одета, вы не имеете никакого права – это мое личное дело. Это уж слишком!

– Тысяча извинений, – в голосе незнакомца прозвучала ирония, – но неужели ты столь глупа и наивна, что предпочтешь смерть изнасилованию?

– Да, я выбрала бы смерть, – ответила Чентел. – Но я не настолько наивна, как вы полагаете. Потому что, если я не ошибаюсь, вы не тот человек, который пойдет на убийство, когда его возможно избежать, ведь это может закончиться для вас виселицей.

– Значит, ты считаешь, что если не убивать, то насиловать невинных женщин я вполне способен? Благодарю. – И он насмешливо поклонился. – Но ты ошибаешься, думая, что убийца обязательно закончит свою жизнь на эшафоте. С нашими-то властями? Если ты поразмыслишь хорошенько, то согласишься со мной.

– В самом деле, – была вынуждена признать Чентел, – в нашем графстве полицейские все как один тупицы.

Незнакомец снова улыбнулся, и в глазах его опять сверкнули веселые огоньки.

– Так, может быть, ты выберешь другой вариант?

– Нет. Я обещала Тедди хранить эту шкатулку как зеницу ока.

– Он простит тебя, принимая во внимание обстоятельства.

– Возможно. Но я сама себя не прощу.