Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (2007)

Нехотя, с болью в сердце Дру рассказал о последних минутах жизни брата, о странных взрывах эмоций, слезах, раздвоении личности и, наконец, об его отказе рассказать про доктора, чье имя он несколько раз назвал Карин де Фрис, а потом и ему. Он произносил его имя так, словно речь шла о какой-то таинственной личности, которую следовало то ли разоблачить, то ли оберегать.

— Грешник и святой? — сказал Соренсон.

— Да, может, и так.

— Это — стокгольмский синдром, Дру. Заключенный отождествляет себя с тюремщиком, им владеют смешанные чувства — возмущение с примесью симпатии, а потом ему порой начинает казаться, будто он имеет над этим человеком власть. Совершенно ясно, что Гарри сгорел — слишком долго он жил за гранью возможного.

— Я все это понимаю, Уэс, включая и эту известную теорию о стокгольмском синдроме, которая, по-моему, в случае с Гарри объясняет слишком уж многое. Он не утратил своей знаменитой рассудительности. Этот доктор Герхард Крёгер был чем-то важен для брата, независимо от того, грешник он или святой. Он знает, что произошло с Гарри, возможно, и то, как Гарри достал этот список. Нельзя исключить и того, что Крёгер наш единомышленник и сам передал список Гарри.

— Полагаю, возможно все, но в данный момент этот список грозит нам национальной катастрофой. Сейчас ФБР организует дюжину секретных операций по проверке каждого, занесенного в этот список.

— Дело зашло уже так далеко?

— Как говорит наш вездесущий государственный секретарь, к которому охотно прислушивается президент, если сегодняшнее правительство «сможет искоренить нацистское влияние в стране, народ навеки будет благодарен ему». Это звучит так: «К черту торпеды, полный вперед».

— Господи, это просто страшно.

— Согласен, но я понимаю также причины этого. Гарри Лэтем считался самым лучшим, самым опытным тайным агентом ЦРУ. Не так-то просто отмахнуться от его сведений.

— Не считался, — поправил Дру. — Считается,Уэс. Гарри жив и будет жив, пока я не выкурю этого Герхарда Крёгера из его норы.

— Если Гарри жив, он должен связаться с Управлением, черт возьми!

— Он не может, ибо ему известно, как я вам уже говорил, что в Лэнгли проникли шпионы и добрались даже до компьютеров «АА-ноль», а это, считайте, до самого директора Тэлбота.

— Я передал информацию Ноксу. Он отказывается этому верить.

— Будет лучше, если поверит.

— Он разбирается с этим, я убедил его, — сказал Соренсон. — Но твоя сольная партия не сойдет тебе с рук, молодой человек. Ты станешь агентом-одиночкой, никто не будет верить тебе.

— Моя партия — не совсем сольная, так как у меня есть тайный канал связи с Лэнгли.

— Только не я. Я не стану ставить под удар отдел консульских операций, действуя в обход Управления. И так слишком часто в этом городе стригут овец, к тому же я восхищаюсь Ноксом Тэлботом, уважаю его. И не буду участвовать в этом.

— Я знал, что не будете, поэтому нашел вам замену. Помните Витковски, полковника Стэнли Витковски?

— Конечно. Второй отдел, Берлин. Встречался с ним несколько раз — умница... Да, верно, он же сейчас работает в посольстве.

— Шеф службы безопасности. И имеет все необходимые полномочия, так что директору не к чему будет придраться. Гарри работал с Витковски в Берлине, и он может служить естественным каналом связи, поскольку брат доверял ему. Еще бы, черт возьми, не доверять, когда полковник подбрасывает ему достаточно развединформации, чтобы продлить его пребывание на задании, а заодно и жизнь. Стэнли найдет способ связаться с Тэлботом и попросить его провести интенсивные поиски этого Крёгера.

— Разумно, Витковски — это разумно. А что я должен делать?

— Абсолютно ничего: нам нельзя рисковать, иначе мы попадем под проверку неонацистских «кротов». Однако может случиться, что я попаду в сложную ситуацию и мне понадобится хороший совет. Вот тогда буду признателен за поддержку.