Без разрешения - Эля Муратова

— О, не беспокойтесь. Альбина уволена. Вернее, её стажировка окончена.

Ого. Вот это клиентоориентированность, однако.

На стоянке обнаруживаю, что правое переднее колесо моей машины спущено. Подсвечивая фонариком, нащупываю прокол в протекторе. Что за хрень?

Подойдя к багажнику за «запаской», с удивлением читаю на заднем стекле нарисованное чем-то красным: «Я — МУДИЛА». Что за чёрт!?

Растирая между пальцев губную помаду, которой, по всей видимости, начертана злополучная надпись, я чётко осознаю: это не совпадение.

Чёртова «чалма»…

Глава 1

Полгода спустя, осень

Альбина

Еду на очередное собеседование. Отказы, сыплющиеся на меня в последние дни, напоминают сход лавины весной. Это почти заставляет впасть в отчаяние. Держусь из последних сил.

Денежные накопления, привезённые с собой из дома, подходят к концу. Сумма, которую мне удалось собрать за это время на случайных подработках — ничтожно мала. Как тут не отчаяться…

Автобус плетётся медленно, утренние пробки. Сквозь стекло наблюдаю за происходящим на улице.

Жизнь идёт своим чередом. Люди спешат на работу. Магазины, кафе и прочие заведения открывают свои двери. Гаснут ночные огоньки уличных фонарей. Город просыпается.

Моё внимание привлекает девочка, по виду лет семи. Школьница, судя по её форме и огромному розовому рюкзаку за спиной. Мама тянет её за руку, ловко лавируя меж потоков людей на оживлённой улице. Опаздывают, наверное.

Когда-то давно моя мама тоже отводила меня в школу. Будила с утра ласковым: «Вставай, Алечка…» После садилась на постель рядом и гладила мои волосы. Они были густые и длинные, до середины бедра. Мама брала мягкую щётку и, прочёсывая пряди, приговаривала: «Расти коса, не путайся. Дочка маму слушайся». А после провожала меня на уроки.

Правда, длилось это недолго. В одно ненастное ноябрьское утро — такое же, как и все остальные, мама не пришла. Пришёл отец. Он сообщил, что мамы больше нет. Этой ночью, когда она возвращалась домой с ночной смены, её сбила машина.

«Пора в школу. Собирайся», — сказал он мне после.

Мой отец — осетин, а мама — русская. Когда-то давно их большая любовь заставила отца пойти против воли и традиций его семьи. Ещё бы. Ведь он женился не на скромной и порядочной осетинской девушке, а на какой-то там… полукровке.

Полукровкой я и сама себя чувствую частенько. Только представьте: и не осетинка, и не русская…

Кто я? На этот вопрос я до сих пор не могу ответить чётко и определённо, хотя мне уже без малого двадцать пять.

В детстве мы жили небогато. Мой отец, Зелимхан Дауров, работал участковым. Они с мамой поженились в начале девяностых. Сначала родился мой брат — Алан. Через пять лет — я.

Эти года известны, с одной стороны, своей нищетой. А с другой — высоким уровнем преступности. Беспредел, как иногда говорят.

Вот с таким вот беспределом и пытался бороться мой отец, вчерашний наивный выпускник школы милиции. Он выбрал делать то дело, которое никто делать не хотел. Потому что сложно. Муторно. Малооплачиваемо. И даже иногда опасно.

Мама, привыкшая во всём поддерживать своего мужа, помогала, чем могла. Мы с Аланом часто болели маленькими, поэтому мама не могла выйти на обычную работу с девяти до пяти. Она занималась пошивом одежды на дому.

Когда я подросла и пошла в школу, мама устроилась продавцом в ближайший круглосуточный магазин. Со смены оттуда она как раз возвращалась той роковой ночью.

Сглатываю. Несколько раз моргаю быстро-быстро, чтобы не дать пролиться слезам. Нельзя плакать. Так говорил отец.

После смерти мамы он уволился из органов. Подался в бизнес. Для нас с братом настали новые времена. Из маленькой квартирки в малосемейке мы переехали в большой светлый коттедж в пригороде. У отца появился автомобиль. Стол в нашем доме просто ломился от изобилия. У нас было практически всё.