Он. Она. Другая - Лия Султан

На улице едва не подпрыгиваю от удивления, обнаружив шефа прямо у подъезда с букетом цветов. Но только я не на них смотрю, а на него — высокого, плечистого, харизматичного. Нет, я уже месяц отмечаю его идеально чистые и выглаженные рубашки, галстуки и деловые костюмы. Но сейчас он совсем другой в серых брюках и черной рубашке, расстегнутой на две пуговицы. Детали в виде часов, черного ремня и туфель делают его образ законченным и выразительным. И в который раз я думаю о том, что он красивый, и надо все-таки поискать в нем хоть какой-то недостаток. Может, он чавкает?

— Спасибо за цветы, — принимаю букет, обхватив его руками.

Нариман наклоняется ко мне, целует в щеку и в нескольких миллиметрах от губ, говорит:

— Ты очень красивая.

— Спасибо, — от смущения машинально тянусь к волосам и убираю прядь за ухо.

— Идем, — он берет меня под руку и ведет к машине.

— Куда пойдем? — интересуюсь, любуясь букетом. Из всех цветов я разобрала лишь розы. Просто когда у тебя аносмия, ты не особо вникаешь в названия.

— Ты не против прокатиться на Кок Тобе? — называет одну из главных достопримечательностей Алматы. На горе Кок Тобе стоит знаменитая телевышка, расположен парк, рестораны и сувенирные лавки.

— Ух ты! Мы с Нафисой были там летом. Только утром.

— И как ей? — Нариман нажимает на брелок и после характерного сигнала открывает для меня пассажирскую дверь.

— Больше всего понравился зоопарк, мы с Ирадой еле ее оттуда увели, — смеюсь, вспомнив, как мы убегали с Нафисой на руках.

— У тебя чудесная девочка. Кстати, — спохватившись, он лезет на заднее сидение и вытаскивает большой пакет — Это для дочки. Я подумал, что она, наверное, любит рисовать.

— Нариман! Не надо было! — к щекам мгновенно приливает краска. Заглядываю в большой красочный пакет на веревочках, и вытаскиваю набор маленького художника со множеством карандашей, красок, фломастеров, мольбертом и альбомом. — Ничего себе. Нафиска с ума сойдет!

— У меня есть племянница-подросток. Она ходит художку и помогла выбрать.

— Ты хорошо ладишь с детьми, да?

— У меня их много. Ой, — он запинается и округляет глаза, — я имел ввиду, у меня-то нет детей, это все племянники.

— Я поняла, — не смогла сдержать улыбку. — Расслабься, — не подумав, на автомате, я коснулась рукой его плеча и он посмотрел сначала на нее, потом на меня. Я тут же убрала ее и взгляд отвела от греха подальше.

Добраться до Кок Тобе можно тремя способами: по канатной дороге, на автобусе или машине. Нариман выбрал последнее, несмотря на то, что заезд на паркинг ближе к парку стоит дорого. Внутри меня чуть не кричит практичная женщина-бухгалтер, но я молчу, чтобы ничего не испортить.

Поднимаемся по лестнице на территорию, где пока не так многолюдно из-за апрельской прохлады. Нариман снова берет меня под руку и ведет на смотровую площадку, откуда открывается завораживающий вид на весь город, утопающий в зелени и красно-желтых огнях автомобилей, стоящих в пробке на широких проспектах и узких улицах. Золотистое солнце собирается садиться, подсвечивая пушистые облака, нависшие над городом. Я вдруг вспоминаю, как мы встречали здесь закат вчетвером: мама, папа и Ирада. Это было еще до моего замужества, а с Таиром мы здесь никогда не бывали вдвоем — только пару раз с дочкой. В тот приезд с родителями на Кок Тобе все было по-другому. Мы с ними поднялись по канатке и также, как сейчас любовались красотой Алматы. Улыбнувшись воспоминаниям, я не замечаю собственного судорожного вздоха, отчего Нариман спрашивает:

— Все хорошо?

Повернув к нему голову и с задумчивой улыбкой на губах, отвечаю:

— Да. Вспомнила, как мы в последний раз были здесь с родителями. Они погибли в аварии несколько лет назад. Нафисе было полтора.

— Прости, — он расстроился и нахмурился. — Если бы знал, не привез тебя сюда.