Папа есть, нужна Любовь - Татьяна Любимая

Разговаривать не буду, отвернусь, закроюсь. Повредничаю как маленькая девочка. Потому что в данной ситуации муж не прав и исправлять ему! А я… подумаю, когда, в какой момент его прощать.

Даю ему еще десять минут на то, что он не может припарковать машину и нарезает круги вокруг парка в поиске места. А потом опять же ищет.

Нет его.

Слезы обиды душат.

Отворачиваю лицо от мимо проходящих людей, детей. Не хочу, чтобы видели меня зареванной, опустошенной.

Не понимаю, зачем Боря так со мной, с нами? Я не виновата, что не могу забеременеть. Может, виновата, конечно, но врачи это не подтверждают. Они вообще причину бесплодия не видят.

Я привыкла доверять людям, докторам тем более. Они говорят, что все получится, надо только выполнять их рекомендации. Я выполняю, но пока результат отрицательный.

Предплечья коснулся ветерок или перышко, пощекотал, погладил. Смахиваю, чувствую чьи-то пальчики. Отнимаю руки от лица полностью.

Маленькая девочка стоит напротив, в лицо мне заглядывает, бровки свои светлые хмурит по-взрослому, а глаза с длинными ресничками ясные, голубые, кристально-чистые. И круглые, открытые миру, как у всех детей в этом возрасте. Сколько ей — четыре, пять?

— Не надо плакать, — говорит четко.

Волосы у нее длинные, пшеничного цвета, собраны в конский хвост. Джинсовый костюмчик из штанишек и расстегнутой курточки, ярко — желтая маечка с забавным смайликом на животе. На ножках сандалики. К запястью привязан такой же желтый шарик. Со смешной рожицей.

— Я чуть-чуть, — шмыгаю носом и пытаюсь улыбнуться. — А ты с кем? Где твои родители? — ищу взглядом в толпе ее мать.

— Папа там, — машет назад, не глядя. — Не надо плакать, — повторяет, протягивает ручку, стирает с моей щеки слезы. Пальчики у нее маленькие, нежные, теплые. — Папа говолит, плакать надо, если сильно — сильно больно, а если с кем-то полугались, значит, у него было плохое настлоение, потому что он не с той ноги встал.

Мне сильно-сильно больно, а Боря действительно встал не с той ноги. Он вообще в последнее время плохо спит. А потом весь день раздраженный, рычит.

Любуюсь девочкой. Красивая, как ангелочек. Солнечные зайчики скачут по личику. Оно будто светится.

Непроизвольно начинаю улыбаться. Такая рассудительная малышка, очень серьезная.

Повезло же родителям с хорошенькой девочкой. А как вкусно она пахнет! Как сливочное мороженое! Где таких делают? Дайте две!

— Я больше не буду плакать, — обещаю, смахиваю с другой щеки остатки слез.

Девочка протягивает мне ручку, к которой привязан воздушный шар.

— Надо лазвязать.

— Уверена? — с сомнением поглядываю на веселый шарик.

— Да, — встряхивает волосами.

Берусь развязывать. Кое — как справляюсь с узелками.

— Все. Держи только крепко, а то улетит.

— Нет. Это тебе, — машет ладошками.

— Мне? — растерявшись, перебираю веревочку пальцами. — Почему? За что? А как же ты? Он же твой… Папа ругаться будет…

— Не будет. Это доблое дело, за доблые дела не лугают.

— Надо же… — растроганно хлопаю глазами.

— Его Петлюшей зовут.

— Петрушей? — уточняю. Кивает. — Здорово… Спасибо тебе. А я… — спохватываюсь, — я тоже тебе хочу сделать подарок. Подожди секунду.

Зажав ленточку от шарика, открываю сумочку, шарю в ней. Где же она, где? Ведь была.

Вот!

— Держи, это тебе. Подарок, — раскрываю ладошку.

— Ух ты-ы! — тянет восхищенно, округлив глаза. — Это мне? — улыбаясь ее неподдельному восторгу, моргаю. — Класивая… — несмело дотрагивается пальчиком.

Эту заколку я покупала себе сама. Два блестящих позолоченных листика влево, два вправо. Оба густо украшены розовыми стразами. Между ними волна из розового жемчуга. Увидела ее и влюбилась с первого взгляда, взяла не раздумывая. И сейчас от всего сердца дарю ее маленькой доброй девочке. На счастье.

— Она твоя. Хочешь, я тебе ее приколю?

— Хочу.