Данте - Сэди Кинкейд

На моем мобильном высвечивается имя Лоренцо, и я отвечаю на звонок, пока Кэт ведет меня к секции одеял:

— Все в порядке? — я спрашиваю его.

— Эй, я знаю, что ты занят с Кэт, но мне просто нужно срочно кое — что обсудить с тобой.

— Стреляй.

— В ту ночь у Маленького Сезара, когда застрелили Митча?

— Да? Мы до сих пор не знаем, почему те трое парней ворвались в дом и пытались устроить стрельбу.

— Он был там, верно? Сэл?

Он отказывается больше называть нашего отца этим титулом:

— Да.

— С ним была женщина?

— Нет, в ту ночь он был один. А что?

— Я изучал этих панков, и единственное, что бросалось в глаза, это то, что одна из их сестер пропала за неделю до этого, поэтому я немного покопался.

— И какое это имеет отношение к поп — музыке?

— Ей было восемнадцать. Брюнетка. Сирота. Ты знаешь его криптонит?

— Значит, она была в его вкусе, Лоз. Любой, у кого есть пульс, в его вкусе, — напоминаю я ему, надеясь, что ненависть к нашему отцу затуманивает его рассудок.

— Да, но она только начала работать в том кафе, куда он ходит каждый день. Я поговорил с одним из других бариста, и после недолгих уговоров он сказал, что Сэл проявил к девице некоторый интерес. Он каждый день приезжал на своем "Бентли", и она была польщена и хлопала ресницами, глядя на него. Однажды она просто не появилась на работе, и они решили, что она ушла. Но несколько дней спустя появились копы и начали задавать вопросы о пропавшей девушке.

— Черт, — рычу я.

— Да. Я знаю, что это тонко, но…

— Наш отец — кусок дерьма.

— Это был бы не первый раз, когда он избавлялся от подобной проблемы, не так ли? Может быть, она сказала "нет"? Может быть, она передумала? Может быть, он просто стал немного… грубым?

— Черт возьми, Лоренцо.

— Я знаю.

— И ты думаешь, что ее брат и эти другие дети либо узнали, либо, по крайней мере, подозревали, что он имеет какое — то отношение к ее исчезновению?

— Они все вместе выросли в одной приемной семье. Они знают, что идти в полицию было бы бессмысленно. Какой еще выбор у них был?

Я сглатываю желчь, которая обжигает мне горло, а затем Кэт смотрит на меня и улыбается, и я вспоминаю, что в моей жизни сейчас происходит так много других вещей. Вещи, которые требуют и заслуживают гораздо большего моего внимания, чем я уделяю в настоящее время.

— Итак, что ты хочешь сделать? — спрашивает Лоренцо.

— У нее есть еще какая — нибудь семья?

— Нет. Только она и ее брат. Приемные родители погибли при пожаре в доме вскоре после того, как ей исполнилось восемнадцать.

Я делаю глубокий вдох, зажмуривая глаза:

— Значит, свободных концов нет?

— Насколько я могу найти, таких нет.

— Ты гребаная ищейка. Ты знаешь это? Я чертовски скучал по тебе.

— Прости, что меня так долго не было.

— Не будь.

— Значит, мы оставляем это? У тебя скоро свадьба и ребенок. Ничего хорошего не выйдет, если ты откроешь эту банку с червями вместе с ним.

— Я знаю, Лоз. Но почему это кажется таким чертовски неправильным?

— Потому что он злобный сукин сын, Д. Мы знаем это лучше, чем кто — либо другой. Мы противостоим ему и что? Наконец — то усмирили его после всех этих лет? Потому что, как бы сильно я ни презирал этого человека…

— Я знаю, — соглашаюсь я. Мысль об убийстве собственного отца одинаково отвратительна для нас. Несмотря на все, что он сделал, мы как будто приучены уважать его. Это укоренилось в нас с самого раннего возраста.

— Итак, дело сделано? — говорит Лоренцо.

— Да.

Кэт показывает мне одеяло со слонятами, и я одобрительно киваю.

— Я позволю тебе вернуться к твоему вечеру с Кэт, и мы поговорим позже.

— Лоренцо? — спрашиваю я, прежде чем он заканчивает разговор.

— Да?

— Как ее звали? По крайней мере, этим мы ей обязаны.