Он бросил на меня раздражающий «я всё знаю» взгляд, запихивая немного картошки фри под булочку своего бургера.

— Любой, у кого есть глаза, это видит. И это нормально — в конце концов, твоё спокойствие хоть как-то спасает ситуацию. Я же срываюсь всё время, из-за чего не только обстановка становится неприятной, так ещё и мама, сестра и этот кретин постоянно мною недовольны.

— Ну, например? — спросила я, искренне любопытствуя. — Как ты срываешься?

Он схватил ломтик маринованного огурца с края своей тарелки и засунул его под котлету.

— Я просто честен. Когда я вижу Кларка посреди ночи в коридоре, я говорю: «Чувак, почему бы тебе не остаться в собственном дома, будто ты не бездельник, который тут нахаляву ест?» А когда мой отец отменяет наши планы, потому что у ребёнка его девушки игра в Малой лиге, я говорю ему, что он паршивый отец, раз предпочёл её ребёнка мне.

— Вау! — я выпрямилась и уставилась на него с восхищением. Я не могла представить себе такого конфликтного взаимодействия — боже, мне становилось не по себе от одной мысли об этом — но я уважала способность Чарли плевать на чувства других людей.

Конечно, я могла бы пофантазировать о такой честности, но на деле мне просто не нравилось огорчать людей. Я хочу, чтобы мама — и папа, когда он, конечно, вспоминает о моём существовании — были счастливы, и я хочу быть той, кто делает их счастливыми.

Хотя скандалы, возможно, и приносят кратковременное удовлетворение, я слишком хорошо себя знаю, чтобы не понимать: последующее чувство вины будет невыносимым.

— Не могу поверить, что ты говоришь подобное.

— Это не всегда хорошо воспринимается, — он откусил от своего переполненного бургера и посмотрел на двух девушек позади меня. — Но это правда.

— Не могу поверить, что говорю это, но ты вроде как мой герой, — я откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, внимательно изучая его. Я могла буквально представить, как он говорит эти слова, и почему-то мне стало грустно за него, несмотря на уважение к его смелости.

От моих слов уголки его губ тронула ехидная полуулыбка, когда он вытирал руки салфеткой.

— И я тебе даже не нравлюсь.

— Знаю, — я не смогла сдержать улыбки (его озорные улыбки были заразительны) и покачала головой. — Но это же новаторски подход! Можно я поживу опосредованно через тебя?

— Зачем жить опосредованно? Сжигай города своим собственным гневом, — он откусил ещё кусок гамбургера.

— Да, эм… нет, — я отпила глоток своего шоколадного коктейля, жалея, что мне не хватает смелости для честности. Мне хотелось, правда хотелось, но не было сомнений, что я останусь бесконфликтной. Я помешала трубочкой свой напиток и сказала: — Не думаю, что это поможет.

Он бросил остатки бургера на тарелку, словно закончил есть.

— Зато после этого становится легче на душе.

— Так ли это? — я вспомнила, каким был Чарли каждый раз, когда я его видела. — Не похоже, чтобы ты купался в счастье от свободы, которую дали тебе твои слова.

— Может, внутри я и счастлив, — парировал он, вытирая руки, прежде чем уронить салфетку на тарелку.

— Правда? — я макнула картошку фри в кучу кетчупа.

— Девчонкам нравится моя грубость, — сказал он, протянув руку и стянув одну из моих картошек фри, отмахнул мою руку, чтобы первым обмакнуть добычу в кетчуп. Как ни странно, но то, как он вёл себя, словно мы старые приятели, заставило меня захотеть узнать о нём побольше. — Не хочу портить это своим счастьем.

Я громко фыркнула, как не подобает леди.

— Не думаю, что это так уж привлекательно, как тебе кажется.

— О, да ладно, — сказал он, глаза его загорелись, словно он хотел ухмыльнуться, пока жевал. — В первый раз, когда мы встретились, ты, вся такая широкоглазая и в брекетах, разве не попала под чары Чарли?

Я покачала головой, вспоминая, как он меня тогда раздражал. — Точно нет.