Девочки Тора - Чарли Маар

Так и знала, что Ксюша рано или поздно все равно спросит об этом. Хоть утром она и забыла быстро слова Торецкого, но они просто не могли не ранить ее маленькое хрупкое сердечко.

— Да… Он действительно тебя обижал? Это поэтому мы с ним больше не живем? Ты никогда мне не говорила, что он обижает тебя…

— Знаю, детка, просто, — я делаю глубокий вдох и прикрываю глаза.

Вряд ли это та тема, на которую стоит говорить со своим маленьким ребенком по телефону.

— Малыш, давай я приеду домой, и мы с тобой обсудим это, ладно?

— Хорошо, — вздыхает Ксю. — С тобой ведь… ничего не случится?

Господи, мой оленёнок напугался. Вот почему не стоит говорить детям о таких вещах. Снова пытаюсь подавить внутри нарастающую злость на Торецкого, который действовал слишком импульсивно.

— Ну что ты, мой сахарок? Со мной всё будет хорошо. И скоро я приеду домой. Играй пока с няней, почитай еще какую-нибудь пиратскую историю, и жди меня, договорились?

— Договорились. Я люблю тебя, мамочка.

— И я люблю тебя, мой ангел.

Сбрасываю вызов, убираю телефон в сумку, после чего упираюсь ладонями в перила балкона. Это ведь неизбежно. На Ксю все равно повлияет все происходящее. Я не могу лишить ребенка отца и при этом ампутировать ее чувства. Мне придется говорить с моей родной девочкой на чистоту, чтобы она все понимала. Правы ли те родители, которые скрывают правду от детей? Которые защищают детей? Или детям лучше говорить все так, как есть?

Глава 30

Аня

Выдохнув и морально настроившись на то, что вечером мне предстоит долгий и тяжелый разговор с дочерью, я выхожу с балкона и возвращаюсь обратно в зал ресторана, где Торецкий продолжает вести деловую беседу с одним из своих партнеров.

Всё не слава богу. И адвокат ничего толкового не обещал. И у меня пока никаких идей нет. Каждую минуту чувствую себя так, словно босиком хожу по лезвию.

От всего происходящего начинает раскалываться голова. Вроде в сумке у меня были таблетки. В дверях балкона останавливаюсь и начинаю искать в сумочке нужную упаковку, и неожиданно ощущаю холодок, бегущий по рукам. Мерзкий и противный, будто кто-то за мной наблюдает.

Машинально вскидываю взгляд, пытаясь найти источник тревоги, а когда, наконец, нахожу, колени подкашиваются, и я практически падаю на пол.

В противоположной части ресторана стоит Игорь. И глаза его в упор смотрят на меня. В них нет жалости, раскаяния или вообще хоть каких-то человеческих эмоций, которые мог бы испытывать тот, кто осознает собственную вину за происходящие события своей жизни.

В этих глазах только злость и ярость. А еще обещание уничтожить.

Рядом со Свиридовым какой-то мужчина. Кажется, я узнаю в нём Славкина, но могу ошибаться, потому что пространство перед глазами плывет, а мысли путаются.

Игорь делает шаг вперед, в мою сторону. Конечно, между нами еще довольно большое расстояние, но имеет ли это значение, когда я сбежала вместе с нашей дочерью?

С трудом сглотнув вязкую слюну, делаю шаг назад, чувствуя, как паника сжимает мое горло своей ледяной металлической лапой.

— Аня…

Господи, как же страшно… Сейчас он схватит меня… Вызовет полицию… Он сделает что-нибудь, и мне придется отдать ему Ксюшу, ведь он ей не вредил. Он имеет все права… Так сказал адвокат. У меня нет шансов. Нет шансов…

— Аня… — снова раздается голос над ухом.

И кроме голоса теперь я ощущаю теплое прикосновение пальцев к плечу. Не без усилий мне удается оторвать взгляд от Игоря и устремить его на Торецкого, который, я не знаю как, оказался совсем близко.

— Аня, ты меня слышишь?

— Максим Константинович… — вырываю слова из пересохшего горла. — Он здесь… Свиридов… Разве такое возможно? Он тоже приехал… Он…

— Аня, успокойся. Я в курсе, что Свиридов здесь. Он ничего не сделает. Дыши ровно, возьми меня за руку и идем.