Ценный - Билли Блум

Генри протягивает руку через консоль и берет меня за руку.

— Какой?

— Ты живешь на Аляске на пособие. Не говоря уже о том, что Порт-Провиденс нужно так много. Они готовы были неделями терпеть хлопоты съемочной группы за жалкие двадцать тысяч. Похоже, ты мог бы легко отдать их им. Почему ты этого не сделал?

Он молчит некоторое время, и я беспокоюсь, что обидела его. Наконец он отвечает:

— Я счастлив вести натуральный образ жизни. Работать на земле. Работать со своей общиной, чтобы выжить. Это одна из тех вещей, которые мне так нравятся. Община находит способы заработать деньги. И честно говоря, я никогда раньше не думал о том, чтобы использовать свой трастовый фонд таким образом.

После еще одного долгого молчания он добавляет:

— Я не думал об этом, пока мои родители не развелись, и один ребенок в школе сказал об этом, но меня беспокоило, что моя мама была охотницей за состоянием. Мне казалось, что она ушла от моего отца, потому что его здоровье ухудшалось, поэтому деньги меня огорчали. Я давно решил, что единственный способ жить с этим — ежегодно жертвовать доходы траста на достойные цели.

— Но сейчас ты чувствуешь себя по-другому? — я рискнула предположить.

— Да. Она явно просто заботилась обо мне. Так что, возможно, деньги теперь не так уж и прокляты.

Мы заезжаем на парковку отеля. Генри поворачивается ко мне.

— Должно быть, я кажусь тебе болваном. Бедный маленький миллионер, который ненавидит свои деньги, — его тон насмешлив.

Я качаю головой.

— Делай с ними что хочешь. Я думаю, на земле не так много людей, подобных тебе, и это плохо. Нам нужно больше людей с честью.

Генри слегка улыбается.

— Я могу сказать то же самое о тебе, солнышко.

Когда мы подходим к входной двери, перед нашим лицом щелкает фотоаппарат. Затем еще одна вспышка. И еще одна. Мне требуется секунда, чтобы осознать происходящее.

В этот момент начинают сыпаться вопросы:

— Генри, знает ли Порт-Провиденс о твоих деньгах?

— Генри, как твоя новая девушка относится к твоей умершей жене?

— Генри, заставишь ли ты Хлою подписать брачный контракт?

Это грубые, ужасные вопросы, и мне хочется протянуть руку и дать этим людям пощечину. В одно мгновение Генри закрывает лицо рукой и берет меня под другую руку. Мы быстро проходим через двери в вестибюль, где два охранника останавливают камеры.

— Что за черт? — говорю я в оцепенении, когда двери лифта закрываются за нами. — У этих людей хватает наглости. Ты в порядке?

Генри сильно нахмурился. Он выглядит так, будто может разорвать человека на две части. Его лицо покраснело, а плечи поднимаются и опускаются при каждом вдохе.

— Эй, все в порядке, — я пытаюсь успокоить его, пока лифт поднимается на последний этаж. Его сжатые кулаки трясутся по бокам, и я хватаю один из них обеими руками. — Генри, посмотри на меня.

Как только лифт открывается, он выходит, и я следую за ним, все еще держась за него, пока мы идем к комнате. Он прикладывает карту-ключ и заходит внутрь. Затем он прислоняется спиной к двери и закрывает лицо руками.

— Они знают, — простонал он.

— Знают, — тихо говорю я.

— Об этом будут знать все.

— Да, — подтверждаю я.

Он делает медленный глубокий вдох и наконец встречает мой взгляд.

— Мне жаль, что тебе пришлось выслушать все эти мерзкие вопросы.

— Мне жаль, что тебе пришлось их выслушать, — отвечаю я, обхватывая его руками и зарываясь лицом в его грудь.

Его руки смыкаются вокруг меня, и он прижимается к моей шее.

— Я ненавижу быть в центре внимания.

— Тогда хорошо, что через несколько дней ты отправишься домой. Тебе не придется слышать весь этот щебет. И помни, что какой-нибудь спортсмен порвет штаны во время игры или еще что-нибудь, и цирк в прессе быстро утихнет.