Неспортивное поведение - Рэйчел Дайкен

— Рад за тебя, сынок. — Он посмотрел на Харли. — Он хорошо с тобой обращается?

Джекс выругался себе под нос.

— Сначала да, потом нет, и теперь снова да. — Она подмигнула. — Мы счастливы. Очень счастливы… хотя он храпит как слон, и не смывает в туалете.

— Серьезно!? — спросила я.

Папа фыркнул, а Миллер прикрыл смешок ладонью.

— Спасибо, Харли. — Джекс закатил глаза, затем на его губах появилась улыбка, и он потянулся к ее руке.

— Дети, вы нужны друг другу. — Папа кивнул. — Кинси, смотрю, у вас с Миллером все серьезно.

Я усмехнулась.

— Да, ну, я вроде как его люблю.

— Знаю. — Папа пожал плечами. — Даже когда ты пыталась не любить.

Я облизала губы и кивнула.

— Миллер? — папа нахмурился. — Ты закончил вести себя как засранец?

Джекс рассмеялся.

— Да, сэр. — Миллер широко улыбнулся. — Смело могу сказать, что мои дни в качестве засранца прошли… Совсем недавно мне еще раз напомнили, что лучше иметь сердце льва. Когда-то оно у меня было — до того, как умерла моя мама, — и думаю, что я его, наконец-то, вернул. — Он сжал мою руку. — И за это нужно благодарить Кинси… и маленького мальчика, которого через несколько дней отсюда выпишут.

— Ха. — Папа положил на тарелку половину своего несъеденного печенья. Я быстро схватила тарелку и поставила ее на поднос для его удобства.

— Джекс, я еще не умер. Постарайся на этой неделе не ввязываться в драки, я буду за тобой следить. И Миллер, тебе нужно немного поднапрячься и лучше блокировать, дай моему сыну еще несколько секунд, чтобы бросить тебе мяч.

— Да, сэр, — сказали они оба в унисон.

— А теперь… — Папа согнул указательный палец, и мы все подались вперед. — Слушайте внимательно…

Я затаила дыхание.

— Мое тело сдается, но душа — боец. Поэтому, когда я покину эту землю, хочу, чтобы вы помнили, хотя мое тело и сломано, ушло, превратилось в пыль, моя душа свободна. — Его глаза наполнились слезами. — После моих похорон вы выпьете по несколько шотов виски. И я хочу, чтобы были печеньки. Если кто-нибудь принесет вашей маме лазанью, то выбросите ее! И никаких запеканок! Я хочу радости! Я хочу уйти также, как и пришел, голым и громким. Хочу, чтоб были воздушные шары, праздник, и еще хочу, чтобы меня похоронили с моей вилкой. — Он подмигнул.

— С вилкой? — Миллер просто не мог не спросить.

— Ты никогда не слышал эту историю? — усмехнулся отец. — Умирают муж и жена. Муж сказал, что если он умрет первым, то хочет, чтобы жена похоронила его с его вилкой. Хочешь знать почему?

— Потому что он любил есть пироги? — предположил Миллер.

— Нет! — Улыбка папы стала шире. — Жизнь — это главное блюдо, сынок… а что после жизни? Ну, затем идет десерт. И я не появлюсь на небесах — где находится мой десерт — без вилки. Не имеет абсолютно никакого смысла. Мужчина должен быть готов к таким вещам.

Я закатила глаза, хотя они все еще были наполнены слезами, а Миллер рассмеялся и кивнул.

— Точно, вилка нужна.

Они с Джексом обменялись взглядами.

Как братья. Общая грусть.

Общее горе.

За всю свою жизнь я никогда не видела, чтобы мой брат прикасался к другому парню, помимо моего отца. Я бы не назвал его холодным. Он просто был сдержанным, все контролировал.

Но когда Миллер протянул руку Джексу на кровати.

Джекс принял ее.

И сжал.

Джекс ее не отпустил.

И внезапно я ощутила благодарность за то, что Миллер был не только в моей жизни, но и в жизни Джекса.

— Хорошо, больше никакой грусти, — объявил папа. — Дети можете идти, а я посплю до того, как сюда придет Паула и взобьет еще одну чертову подушку.

Мы все прощались.

Я поцеловала папу в лоб.

— Ты хорошо справилась, — прошептал он.

— Да, точно.

— Миллер, на одно слово, сынок, — сказал папа, когда мы почти вышли за дверь.

Джекс хлопнул его по спине.