Месть королевы мафии - Шивон Дэвис

— Может быть, — пристегиваюсь, пока пилот запускает двигатель. — Возможно, мне придется вернуться в Берлин ненадолго.

— Дай знать, если я смогу чем-то помочь, — говорит он, когда мы поднимаемся в небо.

* * *

— Где ты научилась стрелять? — спрашиваю я Катарину, когда мы выходим из тира через боковую дверь. Она чертовски хороший стрелок с наметанным глазом, твердым пальцем и точным прицелом.

— Отец научил меня, когда я была подростком, — говорит она, перекидывая сумку через плечо.

Не спрашивая, я выхватываю у нее из рук сумку и перекидываю ее через свое плечо вместе со своим рюкзаком. Она останавливается, кладет руки на бедра и пристально смотрит на меня. Ее облегающие черные брюки и топ прилегают к телу как перчатка, подчеркивая каждый изгиб. Весь час, пока мы тренировались, мне приходилось поправлять полу-стояк в штанах, потому что видеть, как моя сексуальная женщина управляется с оружием так, будто рождена для этого, — дико возбуждает.

— Отдай, — требует она.

— Нет.

Свободной рукой я хватаю ее за руку и притягиваю к себе, набрасываясь на ее губы, прежде чем она успевает оттолкнуть. Я поглощаю ее губы, как и каждый раз, когда целую ее, потому что, похоже, не могу быть с ней нежным или медленным. Я бы обвинил в этом свои синие яйца, но дело в ней — я испытываю к Катарине неутолимое вожделение, которое формировалось годами.

Через пару минут неистовых поцелуев, когда мы оба боролись за контроль над ситуацией, она отрывает свои губы от моих и толкает меня в плечи.

— Уф. Отстань от меня.

Она яростно трет свои распухшие губы, словно они ее предали. Дело в том, что она может протестовать сколько угодно, но наши поцелуи ей нравятся так же сильно, как и мне. Я хихикаю, и это только больше злит ее.

— Не смей целовать меня, пытаясь избежать ссоры, — заявляет она, потянувшись за своей сумкой.

Я хватаюсь за ремешок сумки и крепко держу его, пока она тянется за вещицей, ее лицо становится все краснее с каждой секундой.

— Почему бы и нет?

Наклонившись, я покусываю мочку ее уха и шлепаю по заднице.

Она вскрикивает и пытается дать мне пощечину, но я держу ее за запястье и притягиваю к себе.

— Прекрати сопротивляться, mia amata.

— Перестань быть таким… таким… благородным!

Я разразился хохотом, увидев выражение возмущения на ее лице. Только Катарина может упрекать человека за джентельменские поступки.

— Детка, с тобой никогда не бывает скучно.

Бросив сумки на землю, я обхватываю ее за спину и страстно целую, наслаждаясь тем, как быстро она тает в моих объятиях. Не понимаю, почему она не сдается. Мы оба знаем, что это произойдет, и она хочет этого так же сильно, как и я. Язык тела всегда выдает ее. Досадно, что она все еще сопротивляется нашей химии. Она пытается казаться невинной, но это фальшь. Противоречит ее истинной природе, а мне нужна именно та сторона ее натуры.

Я хочу, чтобы она перестала притворяться, и только таким способом я смогу заставить ее отказаться от притворства.

— Ты сводишь меня с ума, — говорит она, когда я наконец перестаю ее целовать. Ее руки ложатся мне на грудь, и мне нравится чувствовать, как ее тело прижимается к моему.

— Тебе это нравится, — отвечаю я, блуждая взглядом по ее соблазнительным формам. — А мне нравится, когда ты в таком наряде. Мне хочется нагнуть тебя на заднем сиденье машины и трахнуть так сильно, чтобы у тебя между ног болело несколько дней.

Воздух вырывается из ее приоткрытых губ, а по шее ползет красный румянец, когда она смотрит на меня. В воздухе потрескивает электричество, пока мы остаемся в объятиях, просто глядя друг на друга. Чем дольше мы смотрим, тем сильнее бьется мое сердце о грудную стенку, и мне хочется подхватить ее на руки, отнести в постель и поклоняться ей, как королеве, которой она и является, всю ночь напролет.