Импринт - Вероника Десмонд (2024)

– Нет… – мой подбородок дрожит, а по щекам безостановочно катятся слезы. – Конечно, нет. Эти мысли съедают меня заживо.

Его лицо ожесточается, пока он нависает надо мной подобно Мрачному Жнецу. Правильно. Все так и должно быть.

Ненавидь меня.

– Выкладывай, Катерина.

В его пристальном взгляде больше нет знакомых мне проблесков эмоций. Там пустота – такая же, как у его отца.

– Она пришла ко мне вся в слезах, – тихо отвечаю я. – Я знала, что мама с кем-то встречается. Она всегда с кем-то встречается, но я и подумать не могла, что это будет твой отец. Три года назад это тоже был Уильям – я узнала его голос, он звонил ей в ту ночь…

Его пальцы впиваются в мою плоть, твердые, неподвижные. Густая тишина пронизывает воздух, переплетаясь с напряжением и кипящим насилием.

– Продолжай.

– Мама никак не могла успокоиться. Я никогда не видела у нее такой паники, даже после аварии, – меня всю трясет, но я держусь за его прикосновения. – Она все говорила и говорила о том, что ей нужно пойти в полицию, что ей нужно признаться…. Она… рассказала мне про женщину, сплошь покрытую синяками и порезами. И что, возможно, ее избили до смерти. И что она…

Закрыв глаза, снова возвращаюсь в тот день.

Как делала это сотни раз в своих кошмарах.

– Я должна сделать это. Я должна сделать это, – ее тело раскачивается, как маятник, из стороны в сторону. Влево, вправо. Влево, вправо. А затем ее лицо бледнеет, превращаясь в скальп мертвеца: – Кому ты звонишь, Катерина?

Я дала ей несколько успокоительных, но она никак не приходила в себя. Очевидно, что ей нужна была помощь.

– В скорую.

Она выбивает телефон из моих рук, и мою щеку обжигает от боли. Я растерянно прикладываю ладонь к лицу, не веря в то, что мама только что меня ударила.

– Нет! Он узнает! Он…

Анна оседает на пол, захлебываясь в новых порциях рыданий.

– Кто узнает? – мой голос спокоен несмотря на панику, я пытаюсь имитировать тон моего психотерапевта. – Мама, расскажи мне.

– На ней было так много синяков и порезов… Она никак не могла получить их во время падения. Возможно ее избили до смерти…

Ее тихий шепот приводит меня в ужас.

– Мама… О чем ты говоришь?

Она продолжала говорить, словно находясь в бреду, никак не реагируя на мои вопросы:

– Я ведь замечала раньше, но списывала это на самоповреждения. А что если это он… – мама трясет головой и бормочет: – Нет, нет, нет…

– Мама! Что происходит?

Наконец, Анна переводит на меня свой безумный взгляд. Тушь размазалась, глаза опухли, а лицо все мокрое от слез.

– Катерина, ты поможешь мне?

Она касается моего лица, и я дергаюсь.

– Да… да. Только расскажи, что…

– Вероятно я скрыла насильственную смерть.

– Что?.. Что ты сделала?

Я не двигаюсь, хотя внутри все рушится, а горло болит от еле сдерживаемого крика.

– Я подделала документы о вскрытии тела.

– Что это значит?

– Он попросил меня сделать это, – она снова бормочет, возвращаясь внутрь себя. – Он сказал, что поможет с клиникой, и что ему не нужно, чтобы пресса подняла шум по поводу смерти его жены. Ее кремировали сразу же, когда я подписала документы.

Я тяжело дышу, чувствуя, как колотится сердце и желчь поднимается к горлу.

– Боже мой, ты… ты стала свидетелем убийства? Какие документы, мама?

– Документы о том, что это было самоубийство. Все будут считать ее самоубийцей. Катерина, я должна пойти в полицию, – она больно вцепляется в мои плечи. – Я должна пойти в полицию.

Я должна пойти в полицию…

Я должна пойти в полицию…

Пальцы Кастила впиваются в мою плоть с такой силой, что я не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться.

– Закончи фразу, Катерина.