Я тебя никогда - Елена Безрукова

Но придётся мне принять такую ношу. Уйти я не могу, обижаться на домочадцев Романа Петровича — тоже. И если Тамару я понимала и принимала её ко мне не очень хорошее отношение, то их сын Матвей меня по-настоящему беспокоил, даже пугал.

Какой-то он уж очень агрессивный, импульсивный и радикальный: только черное или белое, только нет или да, только сейчас или никогда. С таким не договориться ни о чем, и вдвойне неприятно осознавать, что и парень точит на меня зуб. Я ему явно сама по себе не понравилась, как и идея его отца привести меня в его дом. Да ещё он увидел слёзы матери и понял, что это как-то связано с моим появлением в этом доме, и обозлился на меня. Я видела, когда случайно наткнулась на них с Тамарой в кухне, что едва он увидел меня, как его мышцы вмиг стали каменными — парень напрягся. Ноздри его раздувались от злости, серые глаза смотрели на меня как смотрел бы разозлённый питон перед броском.

Ничего хорошего я от Матвея не ждала.

Для себя я решила стараться держаться подальше от всех и реально превратится в тихую тень в этом доме, поменьше попадаться на глаза и Матвею, и другим. Особенно — Матвею.

Его агрессия обескураживает, сбивает с ног, заставляет меня испытывать животный страх и желание бежать куда глаза глядят. Только некуда мне бежать — Роман Петрович за меня в ответе и всё равно вернёт меня “домой”.

Никуда мне не сбежать отсюда, даже если захочу. Квартира мамы опечатана до моего совершеннолетия, там отключены свет и вода. Там всё равно жить нельзя будет пока меня не отпустит сам Роман Петрович, а он очень серьёзно взялся за обустройство моей жизни раз своей родительницы я лишилась, а отца с нами давно уже нет…

Мой отец — дальнобойщик был. Так рассказывала мама.

Он разбился в одном из рейсов в гололёд.

Мне тогда было четыре года, я смутно помню его, видела в основном только по фотографиям. Мама больше замуж не вышла, уж не знаю почему — таким мы с ней не делились. Она очень скрытная у меня была… Я, например, ни сном, ни духом о её знакомстве с бизнесменом такого крутого калибра как Роман Петрович Павленко. Даже и подумать не могла о том, что у простой учительницы немецкого языка могли бы быть такие знакомые…

Теперь же я сменила нашу простенькую квартиру на его шикарный дом.

Толко не мил он мне, но кто ж меня спрашивает… Я бы лучше находилась среди вещей мамы. Боль потери ещё не покинула меня. Я только-только перестала плакать часами, могла немного постоковать, когда оставалась одна — всё ещё не могла смириться со своей утратой и тем, как сильно, круто и не очень приятно для меня изменилась жизнь и мир вокруг.

В дверь моей спальни постучали, и я вздрогнула, выпав из мыслей.

— Да, — отозвалась я на стук.

— Можно? — в дверном проёме появилась голова Романа Петровича. — Поговорить с тобой хотел, если ты не против.

— Да, пожалуйста, — пригласила я его, и мужчина зашёл в мою комнату. Закрыл дверь и огляделся кругом.

— Обустраиваешься? — сказал он, кивнув на мои вещи на столе и тумбочки у кровати.

— Ну… Да. Мне же тут теперь жить.

— Да… Тут. Как тебе дом? Нравится?

— Большой. И красивый.

— Ну а тебе как тут самой?

Я замялась. Отвечать честно, что мне тут совсем не по душе, не хотелось.

Зачем обижать человека, который совершил такой благородный поступок и желает мне лишь добра? Я на такое не способна.

— Нормально, — ответила я осторожно.

— Не по себе пока немного, да? — видимо решил мне помочь Роман Петрович, показать, что понимает мои чувства. Что ж, на душе в самом деле стало легче. Начинать отношения с опекуном с лжи — не самый лучший вариант.

— Пока да, — вздохнула я, присаживаясь на кровати напротив Романа Петровича, который успел сесть на небольшой диван у противоположной стены комнаты. — Сама комната и дом — хорошие, но… Мне просто тут непривычно. И… Я хотела бы лучше жить среди вещей мамы.