Дикие сердца - Джей Джессинжер (2021)

Я знаю, что он тонет в вине за то, что произошло. Он винит себя больше, чем Слоан или я. Его страдания ощутимы. Он ходит под таким густым черным облаком страданий, что у него есть своя атмосфера.

Возможно, для этого есть причина, выходящая за рамки очевидного.

Внимательно наблюдая за ним, я говорю: — Мне нужно, чтобы ты присмотрел за Слоан, пока меня не будет. Я соберу команду, буду информировать тебя о наших успехах, как только мы доберемся туда.

— Я полечу! — рычит он, стуча кулаком по моему столу. — Я не спрашиваю разрешения!

Я не реагирую. Я просто стою и смотрю на него, пока он не понимает, что выдал себя.

Он никогда бы не говорил со мной с таким неуважением, если бы не его сердце.

Он опускается на стул рядом с собой, опускает голову на руки и стонет.

Через мгновение я тихо говорю: — Она не в твоем вкусе.

Он выдыхает. — Я никогда раньше не встречал женщину, которая могла бы заставить меня покраснеть.

Иисус Христос. От гнева мой тон становится жестче, чем должен быть. — Знаю ли я все, что мне нужно знать об этой ситуации?

Он вскидывает голову и умоляюще смотрит на меня. — Я никогда и пальцем ее не трогал. Клянусь могилой моей матери. Ничего не случилось. Она даже не знает.

— Ты хочешь сказать, что это только с твоей стороны симпатия?

— Да.

Я знаю, что он говорит правду. У Паука не такое лицо, которое может скрыть ложь.

Я поворачиваюсь к окну и смотрю на улицу, размышляя. Какое кровавое месиво.

Из-за моей спины Паук говорит низким, настойчивым голосом. — Малек будет ждать твоего прихода. Он будет ждать. Наблюдать. Меня никто не будет ждать.

— Он видел твое лицо. Он знает тебя.

— Он знает тебя лучше. Все знают. Ты идешь по улице в Москве, и в течение часа каждый из Братвы в стране будет знать, что ты там.

Он делает паузу, чтобы до меня дошло. — И ты знаешь, что не можешь уйти и оставить Слоан здесь. Даже если бы ты попытался, она бы тебе не позволила. Ты действительно хочешь, чтобы она последовала за тобой в Россию? Потому что мы оба знаем, что она бы это сделала. Так или иначе, она бы это сделала.

Я сердито говорю: — Я в курсе.

— Так пошли меня. Я могу прилететь незаметно, чего не можешь ты.

Вздыхая, я отворачиваюсь от окна и сажусь напротив него. — Москва огромная. У тебя может уйти десять лет на поиски. У нас даже нет отправной точки. Это все равно что искать одну-единственную песчинку на пляже.

—Да, — кивает Паук. — Итак, чем раньше мы начнем, тем лучше.

Мне не нравится выражение его глаз. В них нетипичный вызов. Намек на мятеж.

Я выдерживаю его мятежный взгляд и твердо говорю: — Ответ отрицательный. Я тебя не отпускаю. Это было бы смертным приговором. Я придумаю что-нибудь другое.

Паук, неглубоко дыша, пристально смотрит на меня. Я могу сказать, что он изо всех сил пытается контролировать свои эмоции и тщательно подбирает слова, которые заставят меня передумать.

Наконец, он сдается. Он встает и идет к двери.

Прежде чем уйти, он поворачивается ко мне. Удерживая мой взгляд, он тихо говорит: — Я не буду сидеть сложа руки, пока этот русский сукин сын делает с девушкой все, что ему заблагорассудится, Деклан. Я не буду стоять в стороне.

Он уходит, тихо закрыв за собой дверь.

Два часа спустя он пишет мне из Ла Гуардиа.

Мой рейс вот-вот взлетит. Я позвоню тебе, когда она будет у меня.

— Ты чокнутый сукин сын, — говорю я вслух пустой комнате, пораженный. — Тебя убьют.

Затем я беру телефон и звоню единственному человеку в мире, который может мне сейчас помочь. Человеку, который знает всех и вся, хотя он умер больше года назад.

Киллиан Блэк.

25

Райли

Я долго лежу неподвижно, уставившись в стену. Без очков мое зрение размыто, но я могу сказать, что стена сделана из бревен.