Я тебя чувствую - Татьяна Любимая (2024)

Подошла к окну, смотрю на улицу — яркий солнечный день, но я ничего не вижу. Пелена перед глазами. Сердце колотится пулеметной очередью в груди, отдавая громкой пульсацией в ушах и отбивая чечетку где-то в пятках. С минуты на минуту раздастся звонок с московского номера, и я наверняка растеряюсь, испугаюсь и сбегу. «Трусиха!» — мысленно ругаюсь и заставляю взять себя в руки.

Позвонит Ваня или передумает? Имеет право — я столько раз переносила телефонную встречу.

Щеки горят. Такое ощущение, что вся кровь из тела прилила к лицу. Я боюсь, что из-за собственного волнения и шума в ушах не расслышу, что скажет мне тот мужчина, начинаю волноваться еще больше.

Вспомнила, как мы с Танюшкой сдавали экзамен в выпускном классе. Принимал его сам директор школы, и от этого было еще более волнительно, как если бы экзамен принимал обычный учитель. Помню, что дрожала как осиновый лист. Что-то рассказывала, не помню что, отвечала на вопросы, не помню как, но экзамен в тот день я успешно сдала. Танюшка, кстати, тоже.

И вот в звенящей тишине пустой квартиры раздается звонок сотового, на дисплее высвечивается чужой номер с первыми цифрами +7495…. Сердце сначала замирает, а потом опять пускается вскачь… Я считаю про себя раз-два-три, несмело нажимаю на зеленый кружок и… слышу его:

— Здравствуй, Наташа! Это Иван!

— Здравствуй, Иван! — ответила сиплым, вдруг пропавшим, голосом и сама же его испугалась. Голосовые связки задрожали как на том экзамене. Стесняюсь страшно. Прочистила горло и громче повторила: — Здравствуй! (вдох, выдох, вдох) Прости, разволновалась, голос пропал.

— Уф, ну слава богу, а то я подумал, что не туда попал, — рассмеялся Ваня в ответ, и я с облегчением засмеялась вместе с ним.

Представила его выражение лица при звуке моего голоса. Наверняка в первое мгновение решил, что алкоголичке какой позвонил, а не той девушке, что в сети на фотках видел.

Захихикала снова в трубку, а у самой чуть мобильный не выпал из дрожащих от волнения рук. Иван тоже смеется. Не говорит ничего и смеется. И я вместе с ним. Как дети, ей богу.

Кое-как успокоились.

— Рад тебя слышать.

— И я… рада, — смотрю на себя в зеркало и вижу в отражении улыбающуюся меня. Мне хорошо как никогда и почти уже не страшно.

Тем более у Ивана такой красивый голос и заразительный смех, что хочется слушать и слушать, замирая от его интонации и эффектных вибраций мягкого голоса, отдающих в пульсирующую барабанной дробью ушную перепонку.

— Как ты? Можешь говорить?

Конечно, он спрашивает не подслушивает ли нас кто-нибудь. Не догадывается, наверное, что, будь рядом со мной еще кто-нибудь, я бы с ним не разговаривала и даже не ответила бы на звонок.

— Могу.

Оказывается, буковки пальчиками легче писать, чем вживую разговаривать.

— Как дела, Наташа? — слышу по интонации — улыбается. Мне хочется видеть его лицо в этот момент, но пока фантазия возвращает только к фотографиям с его профиля в сети.

— Хорошо, — робко отвечаю, улыбаясь тоже.

Медленно хожу по комнате, едва касаясь пальчиками одной руки поверхности мебели, статуэток на полках, поделок сына. Ловлю красивое отражение рыжеволосой молодой женщины в полированной поверхности горки или ее стеклянных дверках. В глазах у нее шальные искры радости, в груди приятный трепет. Давно таких будоражущих ощущений не испытывала.

Другой рукой я держу мобильный. Представляю Ивана, но в голове только его размытый образ. Какого он на самом деле роста, веса, возраста? Что делает еще в данный момент — сидит, стоит, где? Куча вопросов, которые можно, но я пока не смею задать. Странно, столько времени общались письменно, а я об Иване почти ничего не знаю.

— Наташка, представляешь, я загадал на этот звонок сегодня — возьмешь трубку, не возьмешь.