Мое темное желание - Л. Шэн, Паркер Хантингтон

Некоторые закричали.

А у меня официально кончилось все терпение.

— Боже правый, этот человек в порядке. — Одна женщина присвистнула. — Нарядите меня, как рожок мороженого, и дайте мне его облизать.

За минуту я превратился в посмешище, и к черту это. Я не хотел протягивать оливковую ветвь. Я хотел подарить Фэрроу Баллантайн все чертово дерево.

— Фэрроу… — Я передернул плечами, вглядываясь в толпу безликих людей. — Все наши отношения были тайной. Запрятаны в темных закоулках нашей жизни. Больше так не будет. Примешь ли ты меня или отвергнешь, но я больше не буду притворяться, что я не твой.

— Эй, чувак. — Еще один чертов человек. — Где твой ботинок?

Вся аудитория смеялась.

Я продолжал, не обращая на них внимания.

— Я провел всю свою взрослую жизнь, живя и не живя. Ты ворвалась в мою жизнь так неожиданно. Как глоток свежего воздуха. Ты научила меня, как двигаться дальше, как преодолеть свое прошлое и как жить. Я снова могу прикасаться.

Кто-то заржал.

Еще больше насмешек.

Возможно, мне следовало бы озаботиться раскрытием своего секрета миру, но я этого не сделал. Возвращение Фэрроу имело большее значение.

— Только что я пять часов ехал под дождем в дерьмовой арендованной машине и не остановился, меня не стошнило, я не остановился. Это все ты, Осьми. — Я повернулся лицом к другой половине толпы, прикрывая свои позиции. — Мне жаль, что я не заметил этого раньше. Что не сделал тебя своим приоритетом сразу, как только встретил. Ты заслуживаешь гораздо большего.

Я крепче сжал микрофон. Мое зрение затуманилось. Я спал примерно шесть часов, которые растянулись на четыре дня.

— Помнишь, ты рассказывала мне о телефоне "Лобстер"? Ты была права. У каждого есть любимое произведение искусства. Ты — мое.

Тишина.

Все люди на арене погрузились в абсолютное молчание.

Где, черт возьми, была Фэрроу?

Черт побери. Я сожгу все твои кредитки, Фрэнки.

— Простите? — Фехтовальщица постучала меня по плечу, переминаясь с ноги на ногу. Она поправляла кончик своего хвостика. — У нас сейчас матч.

— Отложи его.

— Но…

Я смотрел на нее, пока она не скрылась.

Оставшись один, я направился на другую половину стадиона, поправляя микрофон.

— Фэрроу, я пытался бороться с чарами, которые ты на меня наложила. Я лгал себе. Я лгал тебе. Жизнь беспорядочна. Любовь рискованна. А я был в полной безопасности в своем стерильном пузыре.

Мне было все равно, что передо мной безликая аудитория. Мне было все равно, что я изливаю свое сердце.

В этот раз мне нужно было быть смелым со своим сердцем.

Я втянул воздух.

— Я не хотел признавать, что не полностью контролирую себя. Но это правда. Это не так. — В доказательство я жестом показал на свое неопрятное состояние. — Я так неконтролируемо схожу с ума по тебе. С тех пор как я тебя встретил, не было ни одного дня, когда бы каждая секунда не была поглощена мыслями о тебе.

При моих словах один фехтовальщик из ряда соперников отступил назад.

Фэрроу.

Ее плечи затряслись, сотрясая всю фигуру. В своей форме она выглядела намного худее, такой маленькой, что я едва узнал ее.

Мне и в голову не приходило, что месяц душевных терзаний окажется для нее таким тяжелым. Даллас снова и снова уверяла меня, что она преуспевает.

Мое сердце опустилось в желудок. Вид ее слез вызвал во мне хаос.

Я подошел к ней и взял ее руку в перчатке.

— У меня не было возможности взять обручальное кольцо из дома, но я принес это.

Когда я отступил, ее руки были скрещены на животе, а плечи все еще тряслись.

Я потянулся к внутреннему карману костюма и достал из него побитый, изорванный кроссовок. Тот самый, который она оставила все эти месяцы назад.

Толпа снова зашумела, шепот донесся до нас.

— Это что, обувь?

— Может, ему стоит сначала найти свой собственный ботинок?