После долгой зимы - Мар Лиса (2024)

Мы с Прасковьей, конечно же, не умеем плавать, поэтому все, что мы можем, это ходить по дну, заходя максимально глубоко на свой рост, размахивать руками, делая нелепые попытки грести, брызгать друг на друга водой и наблюдать за тем, как Егор делает дальние заплывы до самых буйков, покачивающихся в такт волнам. Не первый раз задаюсь вопросом, есть ли хоть что-то, что этот человек не умеет.

Но, в общем, и это уже немало, я чувствую непривычную слабость и гудение в мышцах, когда все же выхожу из воды.

Прячась от жары, мы возвращаемся в дом. Моя белая кожа, не привыкшая к такой погоде, уже покраснела на плечах и кончике носа. Как минимум, это то, что я пока обнаружила. А вот Егору с его изначально немного смуглой все ни по чем. Коротая время до вечера, мы помогаем по дому и беседуем с пожилой парой. Я все пытаюсь вывести и Прасковью на разговор, я вижу, что что-то происходит с сестрой, только не понимаю, что, и мне тревожно уезжать завтра, оставляя ее совсем одну. Но она мастерски избегает меня, и мне ничего не остается, кроме как дожидаться времени, когда она будет готова сама поделиться.

А вечером, когда солнце начинает клониться к закату, Егор предлагает мне прогуляться. Наша дорога снова приводит нас к морю, только в этот раз чуть дальше, на менее оживленный участок, незаметный с первого взгляда.

Я смотрю на вечернее море, на солнечный шар, неудержимо уплывающий за линию горизонта, опираясь спиной о широкую грудь Егора, и вслух задаю глупый вопрос, неожиданно пришедший мне в голову:

— Получается, ты и меня мог спрятать именно здесь, чтобы обезопасить?

Это не претензия, он навеян восторженными мыслями о великолепии никогда не виденного мной до этого моря.

— Наверно, мог бы. Но ты была нужна мне рядом. И всегда нужна будешь, — выдыхает мне в макушку, вкладывает в руки какой-то предмет и отстраняется. В моих ладонях остается золотая подвеска на тонкой цепочке в виде маленького конверта. Присмотревшись, я нахожу, где конверт открывается, и в моих пальцах оказывается тоненькая золотая металлическая пластина с гравировкой "Выходи за меня". Завороженно хлопаю глазами, пытаясь понять, не играет ли мое зрение со мной злую шутку в тусклом свете.

— Прасковья посоветовала мне это в качестве варианта признания в любви, раз уж у меня по какой-то непонятной причине не получается сказать это тебе в лицо. Но я же креативный, — слышу из-за спины, так как пауза затягивается.

Оборачиваюсь и вижу Егора на одном колене на песке у самого моря. Быстро-быстро моргаю, смахивая непрошенные слезы, потому что все происходящее для меня это какое-то невероятное сюрреалистичное счастье.

— Я слышала, — шепчу я, — как ты говорил по телефону, что любишь меня. Случайно.

И вопросительно смотрю на него.

— Отлично, от одного тяжелого бремени я освобожден. Но разве ты не должна дать мне ответ?

Я спохватываюсь, что он все еще стоит коленом на песке. От переизбытка эмоций у меня пересыхает в горле, как будто туда насыпали этого же песка, и язык не слушается. Я хочу громко прокричать свое согласие, но горло сжимает спазмом. Тогда я надеваю подвеску на шею и вскидываю глаза на Егора, оценивая, понятен ли ему мой ответ. Он мгновенно поднимается, подхватывает меня в районе коленок и кружит на берегу моря в последних лучах ускользающего за горизонт солнца.

Чуть позже я снова стою в кольце его рук, спиной прижатая к его груди. Егор ведет монолог о том, что на днях я сама выберу кольцо, а то все эти женские побрякушки для него загадка, а я продолжаю смотреть на море и качаюсь на волнах вместе с ним.

— Но мы же не собираемся прямо сейчас зажить пенсионерской жизнью и завести кучу детей? У нас же еще есть время для безумств? — выдергивает меня из моей медитации Егор и заглядывает мне в глаза.