После долгой зимы - Мар Лиса (2024)

— Я не знаю, как благодарить тебя за то, что снова мне помогаешь. Мне больше обратиться не к кому, — продолжает Ада. — Нет, правда, спасибо тебе огромное.

Лучше тебе и не знать про способы меня отблагодарить, которые бы меня устроили. Фраза про "больше не к кому обратится" вообще царапает больно. Да, определенно, если бы у нее был список, я бы там был на последнем месте.

Докуриваю и закрываю окно, чтобы она, наконец, согрелась.

— Что случилось с твоей курткой? — спрашиваю.

— Так… получилось…, - мнется Ада и я решаю оставить эту тему на потом.

Кручу ручку и нахожу по радио какую-то легкую и ненапряжную музыку. Снежинке, кажется, нравится, она с интересом поглядывает на магнитолу и немного расслабляется на сидении.

Она ничего не объясняет, а я как-то на автомате привожу ее во двор к дому, где она живет. Если подумать, а куда я еще должен был ее отвезти? Глушу мотор, и тут Снежинка издает какой-то странный звук и начинает стремительно сползать вниз по сидению. Смотрю туда же, куда и она до этого, и вижу чуть поодаль на стоянке двух шкафов, в костюмах, но совершенно бандитского вида, бритых под ноль, вылезающих из черного внедорожника. А я-то думал, что такие братки повымирали еще в девяностых. Хотя, может, я не прав и поспешил с выводами только из-за внешности. Но тут Ада шепчет побелевшими губами:

— Быстрее, увези меня отсюда.

Я все так же ничего не понимаю, но снова выполняю ее просьбу. Когда мы достаточно отъезжаем, говорю ей:

— Сядь нормально, Ада, мы уже далеко.

Она нервными движениями снова забирается на сидение и спрашивает:

— Они нас не видели?

— Не думаю. А сейчас ты правда должна мне все рассказать, чтобы я смог помочь тебе и дальше.

Просто катаю нас по улицам, пока Ада сбивчиво рассказывает мне все, что ей пришлось пережить. И слезы не перестают течь из ее глаз. Катаю? Да хрена с два. Я вообще не вижу, куда я еду, не понимаю, как я еще ни во что не въехал, и еще больше не понимаю, как мне не разнести тут все к чертовой матери от того, что я слышу. Меня немного сдерживает только то, что Ада испуганно прерывает рассказ, когда я, не сдерживаясь, матерюсь вслух или стучу кулаком по рулю. И испуганно вжимает голову в плечи. Уговариваю себя, что она и так достаточно испугалась, чтобы еще здесь, сидя со мной в маленьком замкнутом пространстве, видеть мою неконтролируемую агрессию. Но с каждым ее словом мне все труднее и труднее держать себя в руках. А что я еще могу сделать? Подаю ей из бардачка пачку салфеток, вот и вся моя поддержка. После того, как Ада рассказывает события сегодняшнего утра и доходит до нашей встречи, я заруливаю в свой двор. Да, я привез ее к себе домой. Мне нужно знать, что она некоторое время сможет побыть в безопасности, пока я пойду от души колотить грушу в тренажерном зале, на который стабильно нахожу время два раза в неделю. Потому что те решения, которые надо принять касательно всей этой ситуации, должны приниматься на холодную голову, а она у меня сейчас нифига не холодная! Неконтролируемая ярость пожирает изнутри, и я считаю, что правильнее будет изолировать себя от Ады, чем снова напугать ее.

— Я привез тебя к себе домой, тут безопасно, — стараюсь спокойно говорить я, но чувствую, как звенит мой голос. — Побудешь тут немного, пока я не придумаю, что делать дальше, ладно?

Снежинка кивает.

— Эй, я с тобой, — аккуратно дотрагиваюсь до ее подбородка, а это, поверьте, сложно с подрагивающими от ярости пальцами. — Не плачь больше, все хорошо будет. А то соседи, увидев твое лицо, решат, что я тебя обижаю, и вызовут полицию.

Черт, да я герой просто, раз еще и шутить пытаюсь, когда меня так штормит.

У меня девятиэтажка, но я решаю отложить знакомство Снежинки с лифтом на более удачное время. Вряд ли ей понравится перспектива закрыться со мной нос к носу. Поэтому на шестой этаж поднимаемся пешком.