Непогода - Диана Ставрогина

– Случайно, наверное. – Черты его лица будто разглаживаются, становятся мягче. Я почти вижу улыбку в его глазах. – В одиннадцатом классе я впервые полетел на самолете, раньше не довелось. И подсел.

Мне хочется задать Антону десятки вопросов о том, что именно поразило его в том полете. В какую секунду, минуту или час пребывания в небе он понял, что хочется возвращаться туда снова и снова. Мне хочется узнать, действительно ли его тяга к полетам столь сильна, и можно ли назвать эту тягу в своем роде любовью, однако я оставляю себя на полувдохе: демонстрировать подобный интерес к почти бывшему мужу по меньшей мере неуместно.

– Получается, в последнем классе ты резко поменял направление для поступления? – Ограничившись нейтральным вопросом, я все же надеюсь услышать более подробный рассказ.

– Нет. – Антон усмехается. – Я пошел в мед.

Оказывается, самые обычные факты из биографии человека, которого любишь, тоже могут ранить и задевать за живое куда сильнее, чем представляется в теории. Очередное осознание того, как мало мне известно об Антоне даже спустя год брака, причиняет боль.

– Ого, – выдавливаю я с фальшивым весельем. – И каким же врачом ты планировал быть?

– Хирургом, – Антон отвечает сразу. – Как отец. Они с матерью были очень горды, когда я поступил на бюджет. И мне нравилось, что мной гордятся.

Его спокойный и ровный голос не выражает ни печали, ни разочарования, но я все равно чувствую то, что Антон, возможно, не готов признать и наедине с самим собой.

Сожаление. Обиду. Уязвимость.

– Но ты не доучился, – замечаю я, побуждая его продолжить историю.

– Нет. – Он кивает. – Бросил на втором курсе, когда окончательно убедился, что медицина не мое занятие. Я все свободное время торчал в любительском летном клубе, но этого не хватало.

– И как отреагировали твои родители?

Я слышу короткий смешок.

– Угадай. – Мы обмениваемся взглядами. – Был семейный скандал. Первый и единственный на моей памяти. С угрозами, криками и пророчествами насчет моей глупости. Мы еще года два, вроде, не разговаривали.

Я хмурюсь.

Сказанное Антоном мало проясняет для меня мотивацию его родителей, как бы я ни старалась мысленно найти подходящие предположения о причинах их реакции. Профессия пилота, престижная и высокооплачиваемая, едва ли проигрывала врачебной практике. Скорее, наоборот, гарантировала любому ребенку куда более обеспеченное будущее.

– Я не понимаю, – признаюсь я тихо, – почему они были настолько против? Разве они не хотели, чтобы ты занимался тем, что тебе действительно интересно?

– Они авторитарные люди, – Антон усмехается, словно и правда не чувствует ни капли разочарования из-за семейного разлада. – Пока наши планы на мою жизнь совпадали, проблем не было. Они работали с раннего утра до самой ночи, вести разговоры по душам или ругаться нам было некогда. Моя самостоятельность стала для них неприятным сюрпризом.

Я молчу, осмысливая новую для себя информацию об Антоне. Теперь многое из того, что бродило по кромке моего сознания в виде догадок и предположений, обретает свое подтверждение.

Злость на родителей Антона, не сумевших дать ему главного, захлестывает меня сбивающей с ног волной.

Сейчас я более чем отчетливо понимаю, почему он такой, какой есть. Откуда взялись его холодность и закрытость.

Он не умеет быть другим, потому что никто не научил его быть другим.

Злость, вызванная прежде всего обидой за Антона трансформируется в желание обвинить его родителей не только в холодности, но и в случившейся с нашим браком неудаче. Несколько мгновений я вполне по-настоящему верю в то, что у нас ничего не вышло из-за родителей Антона, ведь будь они другими, он тоже…

– Вера? – зовет меня Антон, и я вздрагиваю. – Похоже, тебе пора спать.

– Да, – я заторможенно киваю, все еще погруженная в свои мысли и чувства. – Да, давай спать.

Глава 28