Капкан - Одри Раш

Я убираю черную прядь волос с ее глаз, и она шевелится, но не отшатывается.

— Ты дома. — говорит она сонным голосом.

Дом. У меня никогда не было дома. Но если дом означает, что я с ней, тогда да. Я дома.

Она протирает глаза и садится, зевая. Уголки моего рта приподнимаются, она захватывает мое дыхание.

И я буду защищать ее тьму всей своей чертовой душой.

— Нам нужно поговорить. — говорит она.

— Да, нужно.

— Если мы собираемся сделать это вместе. — говорит она странно суровым голосом, словно шутит, хотя я знаю, что это не так. — Тогда тебе нужно признать, что у тебя есть чувства ко мне.

— Я знаю.

Она сжимает губы, ошеломленная на секунду?

— Ты знаешь?

Я слегка пожимаю плечами.

— Закончи свою речь.

— Это любовь или одержимость? — она продолжает. — Мне нужно знать. В любом случае, у тебя есть чувства ко мне, но пока мы знаем, где находимся, мы можем понять, что означает наше будущее. Значит ли это, что мы вместе или нет.

Я убил ее босса, убил ее бывшего парня, убил ее сводного брата, помог ей убить отчима, видел, как она убила полицейского, а затем скрыл эти смерти, чтобы ее никогда не нашли. И если мне понадобится, я пожертвую собой. Пока она в безопасности.

Любовь для меня — навязчивая идея. Всё стало монотонным, поддается однотипным и предсказуемым тенденциям, а Ремеди — нет. Внутри нее есть тьма, которая притягивает меня. И я знаю, что мы положим конец друг другу, но я также знаю, что умру счастливым.

— Есть ли разница? — спрашиваю я.

— Да. — огрызается она, скрещивая руки на груди. — Это позволяет мне знать, где я нахожусь с тобой. И, как я уже сказала, Кэш, я закончила с твоей чушью. Если ты одержим, то со временем ты потеряешь эту одержимость, и нам нужно найти долгосрочное соглашение, которое будет работать. Но любовь? Любовь остается. Любовь не сдается только потому, что ты теряешь интерес. Поэтому мне нужно знать.

Она смотрит на меня этим огненным взглядом, и мне хочется трахнуть ее до беспамятства. Чтобы показать ей, насколько я одержим и влюблен в нее.

— Ты любишь меня?

— Иди сюда.

Она нерешительно приближается ко мне на несколько дюймов, и я укутываю ее в своих объятиях, пока она полностью не поглощается моими прикосновениями. Она кладет голову мне на грудь, и я уткнусь носом в ее макушку.

— Я не уверен, что это такое. Это чувство. — говорю я.

Я глажу ее волосы, шелковистые пряди смешиваются с моими мозолистыми пальцами.

— Но оно теплое, оно покалывает и поглощает меня всякий раз, когда ты рядом. И я никогда не чувствовал этого раньше.

Я ставлю ее так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза, и осматриваю ее, убеждаясь, что она знает, что я здесь ради нее и только для нее.

— Я не уверен, что такое любовь, но знаю, что умру за тебя. Я убью ради тебя. И если понадобится, я хочу, чтобы ты убила и меня тоже.

— Кэш…

Я приложил палец к ее губам.

— Я люблю тебя. — говорю я.

Наконец ее плечи опускаются, и она растворяется во мне, и мы оба испытываем облегчение.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет она.

Я беру ее на руки и в последний раз привожу в кабинет внизу. Солнечный свет блестит на битом стекле, покрывающем пол. Комната пуста без газеты, и осознание того, что мертвые тела Уинстона и отчим Ремеди больше не лежат в подвале, делает ее горько-сладкой.

Я думаю, это похоже на посещение старого дома. Во всем, что ты знаешь, есть привычность и комфорт, но это больше не твое и никогда не будет прежним.

Но она все со мной. Ремеди — мой дом.

Я кладу ее на ковер поверх нескольких маленьких осколков стекла, затем беру со стола повязку и беруши. Она напрягается, но я удерживаю ее, не позволяя ей двигаться, и ее глаза смягчаются, как будто ей приятно быть окруженной силой.