Мой любимый враг - Ася Бедная

Я бы и дальше сидела, закрывшись ото всех веками, но рядом раздалось цоканье копыт, пришлось повернуть голову. Сердце трепыхнулось в глупой надежде, но это был не Дарий. С моей клеткой поравнялась сестра ведьмака. Пристроилась рядом, коня специально ведёт так, чтобы не обогнать и не отстать. Целительница. Нежная дева в беде, стреноженная царским вниманием. Несчастная влюблённая, разлучённая со своим избранником.

Мрачно окинула её взглядом.

Тонкая, хрупкая, миленькая на лицо. Из тех, что вызывают в мужчинах желание заботиться и защищать. Волосы, пожалуй, посветлее, чем у Дария, да и глаза голубые. Впрочем, как я слышала, это вообще особенность целительского дарования — светлые глаза. Интересно, родилась с такими или во время пробуждения посветлели?

— Я хотела с тобой поговорить, Арина, — сказала девушка, глядя на меня без испуга или даже беспокойства.

— Говори, кто ж тебе запретит, — нарочно грубо ответила я.

— Меня зовут Дина.

— Знаю, Дарий рассказывал.

Похоже, она удивилась.

— Рассказывал? Тебе обо мне? Ладно… Пусть это немного и странно, но вы же вместе столько времени провели в пути, понятно, что вы разговаривали. — Она немного помолчала. — Я хотела тебя попросить отпустить моего брата.

А теперь удивилась я, аж заморгала часто:

— Что сделать? Ты не находишь эту просьбу странной? Это я еду в клетке, а он подле царя в дорогом седле.

— Ты понимаешь, о чём я.

— Без понятия, если честно.

Она вздохнула и опять помолчала, словно подбирая слова. Я уже думала, вообще больше рот не откроет, как она заговорила.

— Ты же подчинила его себе, верно? Не понимаю как… то есть не могу разобрать компоненты заклятия. Но вижу, что он сам не свой. Отпусти его. Отпусти, пожалуйста, и я поговорю с царём Радогором, чтобы он смягчил наказание.

— Ну раз «пожалуйста»… — протянула я и с наслаждением наблюдала, как в голубых глазах девушки загорается надежда. И захохотала зло и громко.

Она вздрогнула и явно подавила сильное желание сбежать. Но справилась с собой, сжала крепче повод, закусила губу и некоторое время просто ехала рядом.

— Арина, ну зачем он тебе? Наверняка же силу тянет эта связь. Освободи и его, и себя. Я в долгу не останусь. Ну скажи, что ты хочешь?

— Развяжи верёвки и открой клетку ночью. — Тонкий ручеёк надежды вопреки воле просочился в измотанную пустыню души. Я даже голос понизила — ну вдруг.

Она помотала головой.

— Этого я не могу сделать. Но другое — проси, я постараюсь. Хочешь, кормить тебя лучше будут. В Царьградской тюрьме камеру получше дадут. Хочешь, сделаю так, чтоб верёвки не жгли руки, хочешь?

Разочарование взметнулось внутри ураганом. Не могу магией ударить — так сумею словами. Я подалась всем телом к краю клетки и схватилась за прутья, максимально приближая к ней лицо.

— Не отпущу, слышишь? — приглушённо зашипела я. — Пусть страдает, думает обо мне ночами. Пусть вспоминает, как целовал меня с жадностью и страстью. Пусть мучается от невозможности снова обнять меня. Пусть сдохнет от тоски, поняла?

Она отшатнулась от клетки, в этот раз не сумев удержать лицо. Дёрнула повод и отстала от повозки. А я закрыла глаза руками, чтобы хоть так удержать уже кипевшие внутри горячие слёзы.

* * *

Эта неделя пути была самой отвратительной в моей жизни. Такого унижения и боли я не испытывала ещё никогда.

И нет, меня не мучали физически, не тыкали палками и не опаливали огнём. Но от этого было нисколько не легче.

От долгого сидения в клетке затекали ноги, руки постоянно жгло от верёвок, невозможность размяться и отсутствие уединения даже в момент, когда было желание справить нужду, сильно меня удручали.