Станешь моей победой - Викки Марино

Целую принцессу жадно и отчаянно. Понимаю, что пожара внутри меня становится слишком много, его уже никак не потушить, а мне — не спастись. Все, пиздец, попал так, что живым не выбраться. Встрял по самое не балуй. И теперь эта неистовая одержимость рвется наружу.

Стягиваю с Ани трусики. Раздвигая ножки шире, как конченный маньяк пялюсь на ее киску, поглаживая член. От этого пристального взгляда Аня теряется и пытается спрятаться, цепляя рукой плед.

— Не смей! — грозно рычу и без лишних разговоров припадаю ртом к ее манящей и чувствительной плоти. Блядь, кто бы мог подумать, что от куннилингуса я буду так подрываться! Но, сука, от одного вкуса меня словно током простреливает, все жилы скручивает.

Да что уж говорить! Аня — сплошной, сука, яд. Извращенный. Аморальный. Порочный. Запретный. Но, блядь, такой сладкий.

Он травит. Заражает кровь. Поражает нервную систему. Проникает в мое сознание. Как тут не свихнуться?

Чувствуя, как по мере наращивания темпа языком по клитору Аня все громче стонет и сильнее извивается, приподнимая бедра, понимаю, что ее разрядка близка. Но сегодня я не хочу торопиться, ведь у нас есть целая ночь и даже утро, чтобы дарить друг другу нежность.

Покрывая поцелуями каждый миллиметр ее тела, получаю страстный отклик. Аня гладит меня по спине, царапает ноготками плечи и стонет так, что внутри фейерверки вспыхивают. А ее помутненный взгляд сильнее распаляет этот огонь, который приводит нас к тому, что мы вконец срываемся.

Прижимаясь к ее животу членом, ловлю новый приход удовольствия, потому как Аня зажимает зубами кожу на моей шее.

— Бля, сладкая, не делай так… — хриплю, сильнее вдавливая Аню напором своего тела в матрас.

— Тебе… Тебе не нравится? — спрашивает взволнованно Тихоня и будто бы отдаляется от меня.

— Издеваешься? — покрывая лицо поцелуями, прикрываю глаза. — Да я от любого контакта с тобой получаю разрыв сердца. Аня… Хочу тебя… На хуй запреты… Будь моей, — тарабаню рвано и, направляя член к влагалищу, рычу, блядь, как волчара, изголодавшаяся зверюга. Пульсация во всем теле раздирает от одуряющей похоти, вышибает ничтожные остатки кислорода. Сейчас, когда мы накалены до предела, нет сил бороться с желанием.

— Мир… Мирон… Родной… Нельзя… Понимаешь? — чешет недотрога взахлеб, а сама, обхватив меня за шею, прижимает сильнее. — Нельзя нам! Никак…

Да как же, блядь, нельзя, когда она так горит?! Когда стонет на разрыв аорты. Когда каждым своим движем говорит, что готова шагнуть со мной за черту.

— Ты моя? — сжимая ее подбородок, едва не кричу. — Ответь! Моя?

— Только твоя! — в тон отвечает Тихоня и пытается поймать мои губы.

— Люблю тебя… Люблю, Ань. Но эта близость становится пыткой, — прикасаясь головкой к возбужденной плоти, бурно выдыхаю, пытаясь стерпеть волну, будто накаченных током, мурашек. — Я хочу сорваться. Хочу разбиться. Хочу слиться с тобой. Только с тобой… — а когда открываю глаза, встречаюсь с испуганным взглядом Ани. Сука! Как бы я ни мечтал заполучить ее целиком, все же отступаю. — Ладно… Все… Не трогаю… — собирая себя по частям, с шумом тяну ноздрями воздух. Но ломка лишь усиливается. Она выкручивает кости, выворачивает нутро.

— Мир… Мирон… Посмотрит на меня, — обхватив меня за плечи, Аня не позволяет отстраниться от нее. — Послушай… Да, есть определенные запреты, рамки и границы. Но… Но сейчас я… Я не прошу тебя останавливаться. Я хочу быть полностью твоей.

Сердечный ритм начинает бить все свои нормы. В этот момент я перестаю не только двигаться, но и дышать. Сейчас, когда между нами не осталось ни грамма воздуха, ни капли сомнений, мы должны пойти до конца.

В этом наша сила. И в этом же наше поражение.

Заглянув в глаза любимой, пытаюсь считать все ее эмоции. И вижу, что дикое возбуждение сменяется страхом.

— Если боишься, выдыхай, — встряхиваю головой, стараясь вернуть контроль. — Ничего не будет, если ты передумала.