Бог Разрушения - Рина Кент

Такие люди, как Лэндон, получают большее удовольствие от погони, чем от окончательной поимки. Если я сбегу, то только спровоцирую его ненасытную и совершенно садистскую сторону.

Итак, вопреки здравому смыслу, я собираю остатки своего мужества и оборачиваюсь.

Но даже не успеваю полностью повернуться к нему лицом, как он хватает меня за плечи, его пальцы впиваются в плоть, прежде чем он прижимает меня к стене.

Моя спина ударяется о кирпич, и я морщусь, когда мой фраппучино трясется и плещется, почти прося помощи от моего имени.

Его мраморное тело прижимается к моему, как яркое напоминание о прошлой ночи.

Об ужасе.

Беспомощности.

Странном возбуждении.

Обо всем этом.

Сегодня на нем нетипичная толстовка с капюшоном, а его глаза скрыты солнцезащитными очками-авиаторами, которые придают ему таинственный вид.

— Я должен был сделать это раньше, — он наклоняет голову набок, изучая меня во весь рост, как будто видит впервые.

Почему на нем эти чертовы солнцезащитные очки? И так трудно читать его по глазам без дополнительной преграды.

Я осматриваю наше окружение в поисках любого, кто мог бы помочь, но понимаю, что мы находимся в маленьком укромном уголке, который большинство людей даже не замечает.

Лэндон отпускает мое плечо и протягивает руку к моему лицу. Я напрягаюсь, мое тело готовится сражаться, выцарапать ему глаза и выпить его мозг через глазницы, если он хотя бы ударит меня…

Он гладит меня по щеке, и я замираю, все мои убийственные мысли внезапно прекращаются.

У меня перехватывает дыхание, а губы приоткрываются.

Это, пожалуй, последнее, что я ожидала от психопата.

Его длинные, худые пальцы скользят от моего лба к бровям, по ресницам, затем касаются переносицы. Пока я смотрю с совершенно ошеломленным выражением лица, его исследование продолжается под моими глазами, по моим щекам и вниз по челюсти, прежде чем поднять мой подбородок.

Каждый штрих оставляет после себя пылающий огонь. Нет, это лавина покалывания, мурашек по коже и сдерживаемой эйфории.

Подобно слепому, пытающемуся разглядеть чьи-то черты, он задерживается и нежно гладит. Даже слишком нежно.

Мои мысли рассеиваются, когда он проводит пальцами по моей верхней губе, его средний палец скользит вниз по моему Луку Купидона, затем перемещается к нижней губе. На этот раз его большой палец надавливает на плоть с захватывающей дух твердостью.

Я очарована, абсолютно ошеломлена открывшимся передо мной зрелищем и переполняющими меня чувствами.

Я словно перенеслась в другое измерение, где все причудливо, а малейшее прикосновение вызывает бурную реакцию.

— Потрясающая, — его глубокий голос, звучащий как мрачные колыбельные, еще больше связывает меня с чуждыми чувствами.

Я ничем не отличаюсь от мухи, попавшей в паутину паука, полностью парализованной, поскольку жизнь высасывается из моих конечностей.

— Пять из пяти, — шепчет он словами, которые не должны так ослаблять меня. — Как и ожидалось от моей маленькой музы.

Он проводит ладонью по моему горлу. Прикосновение интимное, будто он исследует мою кожу, и потрясающе стимулирующее. Его пальцы цепляются за кожаное колье, и он использует его, чтобы притянуть меня вплотную к себе.

Мне приходится отодвинуть фраппучино в сторону, иначе он раздавит его между нами.

Хитрая ухмылка приподнимает его греховно великолепные губы, когда он играет с тканью, его пальцы скользят по моей коже, как будто он имеет на это полное право.

Как будто он заклеймил меня в другой жизни и теперь забирает обратно.

— Я знал, что в тебе есть дикая сторона. Скажи мне. Тебе нравится, когда тебя душат, пока член проникает в твою насквозь мокрую киску? Или ты предпочитаешь, чтобы член душил твою хорошенькую маленькую глотку и наполнял ее спермой?

Его грубые слова, произнесенные в самой изысканной манере, вырывают меня из наркотического оцепенения.