Измена. Убей меня - Теодора Игнатова

Дома встречает Соня, с дверей замечает кулон на шее.

— Где такой взяла?

— А что, знаком?

— У бабушки такой был. Где была, что делала? — спрашивает мягко.

А я прохожу в кухню и сажусь. Бабушкин значит, вот это новость. Мне снова душно.

— Дин, мы с Федей записали тебя к доктору. Завтра надо съездить, — начинает так же мягко, насторожив сильнее.

— Не начинай с окраины. Я согласна.

Ощущение обречённости, меня загнали в угол, путей спасения не вижу.

Переживает, на нервах, валерьянку пила, пахнет валерьянкой. Такая усталость одолела, лечь в постель и правда думать я самая больная в мире, на голову.

— Сонь, пересмотри отношение к Феде, если ты продолжишь с ним вести себя так и дальше, он уйдёт. Заметь, никогда тебя не обзывает, смягчает углы и не потому, что нет характера, а потому, что любит.

Ощетинилась, но я не дала ей заговорить.

— У тебя как у меня не будет, поверь.

Смотрим друг на друга, сестра меняется в лице, переваривает эмоции, что плещут и только потом отвечает:

— Ты всегда всё знаешь, меня это пугает.

Не совсем понимаю, внутри соглашаюсь и на этой ноте ухожу к себе. Пора заканчивать дурдом, признаю, я не в себе. В зеркало рассматриваю повязку. Неужели я сама себя так? Даниэль плод моего безумного воображения, как и последний месяц выходит. Помню… Тут хочется плакать, слёзы набегают. Помню разговоры с Заруцким, мои страдания в результате измены, ему было больно, требовал ответа. Остановись! Тяжко дышу, алкоголь давно отпустил, ещё днём, но эффект тишины сохранялся, теперь же на меня обрушилась лавина ощущений. Прикрываю глаза, Соня расстроена до глубины души, мечется в ожидании любимого, не хочет его терять. Она услышала меня, тяжело принимает правду. Я верю, пересмотрит неправильное отношение. За меня переживает, наверное терзается сомнениями, звонить ли маме. Не смей! Слышишь! Не смей! Приказываю мысленно. Сами справимся, не маленькие. Пока Заруцкий обеспечил мне внеплановый отпуск, я всё успею.

А где он сам, возвращается к прежней жизни после шока, что может стать отцом. Переворачивает мне внутренности, давно всё разворотил, казалось бы болеть нечему, а нет, больно. Но звонить, бежать, не тянет. Я не хочу… Чего? Я его самого не хочу. И вы меня хоть убейте, а я знаю, он сейчас с бабой. Той самой, с которой видела тогда. Вцепилась клещами, ищет поводы для встреч, пишет ночами… Остановись!

Хватаю телефон и без раздумий набираю, больше не боюсь связи с данным абонентом. Долгие гудки режут по нервам.

— Любишь значит… Ну, ну, — улыбаюсь сквозь слёзы.

Снова фантазирую. Швырнув мобильный спускаюсь на кухню и делаю новую порцию волшебного чая, три ложки достаточно, если пять, то горчит и крепковато. Возвращаюсь в комнату, часто отпивая из любимой кружки.

Осталась Галя и Оля, они видели меня с Даниэлем. Боязно конечно, дважды я сегодня уже дурой была. Но другого выхода нет, пусть они докажут моё сумасшествие. Поглядываю на куклу, хожу по комнате из угла в угол, попивая чай, остановиться не могу. Больше ничьей игрушкой не буду, слышите меня.

Тепло бежит по венам, расслабляет, становится легче. Надеюсь однажды я не буду хлестать из стакана в чистом виде. Врятли, в дурку меня упрячут раньше. Прямо завтра, когда в очередной раз стану доказывать. Сердце начинает биться с перебоями, Заруцкий обнаружил звонок, только подумала, замигал дисплей на столе. Осушаю кружку и ставлю рядом с телефоном. Это точка. Сожалеет, пусть, я больше ни о чём сожалеть не буду.

Забираю с окна высохшую окончательно тетрадь из моего безумного детства. Её надо сжечь, внутри столько боли душевной, наверное замечательно, что всего не помню. Страницы безнадёжно испорчены, но трогая их, словно ощущаю, чем они пропитаны. Чуть-чуть повезло, несколько последних уцелели, почти все записи расплылись, но отрывки можно прочесть. Вожу пальцами по буквам, сколько здесь страху, нет, даже ужасу.