Вечная команда - К. Станич

Он открывает дверь ванной и… там стоит мой грёбаный отец и смотрит на меня, подёргивая одной бровью.

— Чак. Карсон. — Эти два слова он выдавливает сквозь зубы, а я в шоке моргаю в ответ. Каковы шансы, люди? Нет, серьёзно, реально, каковы шансы, что он появится за дверью ванной именно в этот момент?! Автор моей жизни, должно быть, ненавидит меня. — Не могли бы вы объяснить мне, что вы двое делали в ванной вместе?

«Я собиралась соблазнить Мику, но потом занервничала, а он хочет мне кое в чём признаться, так что…»

— Чистили зубы? — выпаливаю я, но это почти вопрос и не звучит особенно убедительно. Я так нарываюсь на взбучку. Между фальшивой помолвкой, мёртвым телом, мной, прижатой голой к Черчу, и теперь этим? Но опять-таки, когда мне там исполнится восемнадцать? Христос на крекере.

— И вам нужно было сделать это вместе, потому что…? — отец продолжает, замолкает, а затем делает паузу, когда мистер Мерфи подходит к нему слева и наклоняется, чтобы что-то прошептать. Папино лицо напрягается, и он кивает, оглядывая меня и Мику с выражением недоумения на лице. — У меня быстро истекает терпение по отношению к тебе, Чак.

Я поджимаю губы, но продолжаю держать руку Мики, когда папа уходит по коридору, а мистер Мерфи спешит следом. Он выглядит испуганным, находясь рядом со мной, поэтому, когда мужчина проходит мимо, я показываю ему фак и получаю удовольствие от того, что он съёживается.

— Он ни в коем случае не может быть одним из убийц, — бормочу я, но всё равно не могу понять его мотивацию. Черч прав: это наша проблема. У нас есть много зацепок, но без мотива их невозможно собрать воедино.

Я никак не могу обвинить себя за то, что не поняла раньше, что то, с чем мы имеем дело, являлось гораздо большим, чем я когда-либо могла себе представить.

— Пойдём, — говорит Мика, ведя меня обратно в мою комнату и через неё к противоположной двери, ведущей во внутренний двор. По дороге я беру свои сандалии, и мы прогуливаемся по извилистым дорожкам возле пруда с карпами. Воздух свежий и чистый, а пейзаж вокруг нас такой мирный, что трудно вспомнить, что буквально вчера я видела в лесу людей в лисьих масках. — После того, как я расскажу тебе эту историю, ты можешь возненавидеть меня.

— Невозможно, — молвлю я, выдыхая и оглядываясь на него. Я начинаю понимать, что только потому, что люди совершают ошибки, это не делает их расходным материалом. Даже если ошибки будут большими. Если есть любовь, и вы достаточно заботитесь о другом человеке, вы справитесь с этим, и вы оба становитесь лучше. Я не имею в виду присутствие токсичных или оскорбительных людей в вашей жизни, но… Мика — человек. Что бы он ни сделал с Тобиасом, теперь он хороший человек, и это главное. Наше прошлое — это не якорь, который удерживает нас привязанными к затонувшему кораблю на дне моря; это парус, в который мы можем набирать ветер, чтобы воспарить.

— Ты знаешь, что на первом курсе мы с Тобиасом ходили в частную академию в Санта-Круз, верно? — я приподнимаю брови, когда Мика останавливается и поворачивается ко мне, ветер треплет выбившиеся пряди его красно-оранжевых волос вокруг лица. Мы остановились на настиле, с которого открывается вид на пруд с кои. Мика выходит вперёд и скрещивает руки на перилах, перегибаясь через них и оглядывая территорию.

— Вообще-то, я этого не знала, — говорю я, подходя, становлюсь рядом с ним и прислоняюсь задницей к перилам. Он улыбается, но выражение его лица напряжённое, и у меня возникает мысль, что это воспоминание ранит его так же сильно, как и Тобиаса.