Праведник - Лорен Ловелл

Ледяной поток воздуха взмывает вверх по лестнице, принося с собой слабый запах мочи и шлейф потерянной мечты. Мы живем в дерьмовой квартире, в плохом районе, но это все, что я могу себе позволить сейчас, и мы с Отто обходимся тем, что имеем. Или, по крайней мере, обходились этим. Это все временно. У меня есть план. Был. У меня был план.

Дойдя до стоянки, я достаю ключи и сажусь в старый ярко-желтый фольксваген-жук, который когда-то принадлежал моей маме. Когда я включаю зажигание, машина кашляет и оживает с покорным вздохом. Вероятно, я уже на пределе, но адреналин, который, кажется, постоянно течет по моим венам, заставляет держать себя в руках.

Я еду по темным улицам Пекхама, направляясь к Пэдди, в бар, в котором я работала с Эшем. Когда я подъезжаю к месту, знакомая неоново-зеленая вывеска с четырехлистным клевером заставляет меня остановиться. Это похоже на другую жизнь, другую меня, и чувство подростковой ностальгии захлестывает с головой.

Припарковав машину, я выхожу и блокирую дверь. Не знаю, почему я волнуюсь. Любой автоугонщик мог бы украсть ее за две секунды, но не думаю, что кто-то захочет завладеть желтым «жуком», на котором больше ржавчины, чем краски.

Как только я вхожу в бар, меня окутывают запах пива и сигаретный дым. Здесь никогда и никого не заботил закон "о запрете курения", а уж тем более старожил, которые практически живут в этом баре. Потертые ковры и панели из темного дерева точно такие же, как я их запомнила. С левой стороны стоит несколько будок, их высокие перегородки и тусклое освещение скрывают множество грехов.

— Иден? Это ты? — я оборачиваюсь на звук своего имени, и меня приветствует Большой Джим. Он сидит на барном стуле, опершись локтем на полированную деревянную столешницу, а его мясистая рука сжимает кружку пива. Его седая борода и морщинистое лицо делают его похожим на извращенную байкерскую версию Санты. Я чувствую запахи поношенной кожи и табака, когда он протягивает свободную руку, приглашая меня для объятий. Я принимаю приглашение, и его кожаная куртка скрипит, когда он сгребает меня в свои неуклюжие объятия. — Где ты была, малышка? Мы здесь скучали по тебе.

— Университет. Работа.

Я отстраняюсь, и он кивает.

— Слышал о твоей маме. Сожалею.

Прошло четыре года, как умерла мама. Четыре года с тех пор, как я бросила работу в этом месте, чтобы заботиться о ней в те последние недели. Со временем легче не становится, и несмотря на то, что прошли годы, я все еще не перестаю думать о ее потере. Сначала это было похоже на писк будильника, трезвонящий каждую минуту, вкупе с болью, которую, я была уверена, не переживу. Но потом минута превратилась в час. Часы превратились в утро или полдень, и теперь я иногда целыми днями не думаю о ней. И я ненавижу это. Я ненавижу это в себе, но мое сердце разрывается из-за Отто, потерявшего мать всего в тринадцать лет. Может, поэтому мы сейчас там, где мы оказались. Возможно, это повлияло на него больше, чем я думала, а я была слишком молода и погружена в свое горе, чтобы это заметить.

— Спасибо, — я не знаю, что еще сказать. Никогда не знала.

— Чем сейчас занимаешься?

Я сглатываю комок в горле, позволяя воспоминаниям о боли ускользнуть.

— Я изучаю право, работаю в Элизиуме.

— Итак, ты умна и получаешь степень, — улыбка прорезается морщинками в уголках его глаз. — Что ты делаешь в этом отстойнике?