Каждый его поцелуй - Лаура Гурк (2004)

– Ну? – спросил он. – Как долго я продержался?

– Двадцать две минуты и семнадцать секунд, ублюдок ты этакий. – Хэммонд покачал головой, рассмеявшись вместе с Диланом. – Но твой рекорд не единственная новость, члены клуба заставили Плаурайта отказаться от обвинений тебя в трусости.

– В трусости? – одновременно переспросили Тремор и Йен.

– Он назвал меня трусом, – подтвердил Дилан, надломленным голосом, который звучал так же скверно, как он себя чувствовал. – Потому что я не боксирую.

Йен застонал.

– И поскольку ты самый упрямый, раздражающий и противоречивый человек в Англии, тебе было просто необходимо доказать, что он неправ.

– И Дилан сделал это весьма успешно, – сказал Хэммонд. – Пока мы разговариваем, друзья перевязывают сэра Джорджа, как тушку рождественского гуся. Они считают, что у него сломано ребро.

– Чёрт возьми, – выдохнул Дилан, рассмеявшись, несмотря на боль. – Ручаюсь, это попадёт в светскую хронику. – Он глубоко вздохнул. – Джентльмены, помогите мне подняться.

– Думаю, лучше тебя отнести на руках, – посоветовал Йен.

– Понесёте меня на руках, когда я скончаюсь. – Прежде чем Йен успел возразить, Дилан сел. Боль пронзила всё тело, и он втянул воздух сквозь зубы. Дилан досчитал до трёх и заставил себя подняться на ноги, затем обхватил одной рукой плечи Тремора, а другой – Йена. – Ещё одна выходка для моих будущих скандальных мемуаров. – Дилан улыбнулся брату.

– Мемуары? – пробормотал Йен, пока они шли к элегантному экипажу с эмблемой Тремора. – Только через мой труп.

По краю покрывала были вышиты двадцать четыре бутона роз. Грейс знала это, потому что пересчитала трижды, различая их в темноте кончиками пальцев на ощупь. Помимо бутонов она нащупала восемнадцать распустившихся роз и тридцать шесть листочков.

Грейс разочарованно вздохнула и откинула покрывало, подумывая зажечь лампу и немного почитать. Ей казалось, что она пролежала в темноте несколько часов, считая бутоны, листья и даже овец, но заснуть так и не получилось.

И всё из-за Мура. Из-за этого гадкого человека и его поцелуев. Её тело всё ещё горело огнём везде, где он к нему прикасался.

"Я питаю слабость к добродетельным женщинам".

Грейс прикусила губу. Она не была добродетельной. Ничуть.

Когда-то она считала себя таковой. Грейс так гордилась тем, что была хорошей девочкой, надёжной старшей сестрой, которая любила присматривать за шестью младшими братьями и сёстрами, хорошей подругой, которая хранила секреты и помнила дни рождения, ученицей, которая всегда делала уроки, вдумчивой дочерью, которая никогда не доставляла родителям ни минуты беспокойства. "Милая, уравновешенная девушка", как отзывались о ней жители Стиллмута, их одобрение тешило её самолюбие сильнее, чем любые комплименты внешности. Она пела в церковном хоре. Занималась благотворительностью. Читала молитвы перед сном. Грейс самоуверенно считала, что она хороший и добродетельный человек, хотя её доброта и добродетельность никогда не подвергались испытанию.

А потом в Корнуолл приехал сумасбродный французский художник с глазами цвета синего неба. Из всех мест в мире Этьен Шеваль выбрал Стиллмут, крошечную деревушку на утёсах Лэндс-Энда, куда никогда не приезжали чужаки, где никогда ничего не происходило и не составляло труда хорошо себя вести.

В семнадцать лет она встретила на склоне холма великого Шеваля, и в это мгновение весь её мир изменился. Этьен был старше Грейс на десять лет и знал о жизни всё, а о любви – и того больше. Семнадцать лет ответственной и рассудительной жизни испарились в одночасье, как только он её рассмешил. Свою добродетель Грейс подарила ему вместе с первым поцелуем. Неделю спустя Грейс Энн Лоуренс, милая, уравновешенная, рассудительная девушка, которой все восхищались, сбежала с французским художником сомнительной репутации и без гроша за душой. В тот момент её жизнь изменилась навсегда.