Капитаны - Goldy Circe

Глаза невольно слезятся — Катрина чувствует, что это уже точно не вина дождя и смотрит, давя подкатывающие к горлу всхлипы. Леви без сознания или на той грани полуобморочного состояния, когда боль перерастает всякую меру: веки прикрыты, меж бровей — напряжённая складка. Аккерман лежит на правом боку, подтянув колени к груди, и старательно прижимает левую руку к рёбрам. В этом месте виднеется ощутимый порез на рубахе, а ткань пропитана вишнёвой кровью. Грудная клетка приподнимается урывками — Леви втягивает воздух через рот, будто не может надышаться. От зажатой раны с каждым вдохом слышится пенистый шум пузырения, и Кáте чудится, что от этого пятно на рубахе неумолимо растёт.

Его иссиня-чёрные волосы растрёпаны, не в пример столь привычному прямому пробору. Даже рабочие брюки и сапоги измараны грязью, а от зелёного плаща едва ли осталось что-то кроме клочков. Катрина сдавленно сглатывает: Леви бледен, слишком бледен; сухие губы отдают синевой, а тени резко очерчивают скулы и глаза, придавая лицу ещё более болезненно-страдальческий вид. Шрам у виска не добавляет радостных красок: подкравливает, смазано перекрывая бровь.

На мгновение всё происходящее кажется Бишоп сном: этого попросту не может быть, чтобы Леви — её Леви — был ранен, чтобы лежал снулым клубком и сбито хватался за жизнь. Но вдруг его ресницы дрожат, и Аккерман приоткрывает глаза, выныривая из омута боли и спутанности. Леви различает из общего шума родной голос, но даже он неспособен пересилить пульсирующую боль, что расплескалась по всей груди и въедливо расползлась на плечи и спину. Видя голубо-серые радужки и слыша сдавленный стон, просочившийся сквозь зубы, Катрина отрезвлённо хмурится, возвращаясь в действительность. Леви ранен, и этого не исправить. Однако его и других раненых ещё можно спасти. А этого шанса Кáта упускать не собирается.

— Держись, Леви, милый, пожалуйста… Только держись… — шепчет она, так тихо, что едва сама слышит слова, а веки Леви наливаются свинцом. С хриплым отзвуком боли, он вновь отключается, надрывно пытаясь урвать воздух ртом. Катрина сжимает ладони в кулаки, разворачивается лицом к Смиту и заставляет голос звучать твёрже стали: — Разреши мне сопровождать повозку.

Эрвин лишь поправляет свой плащ, качает головой, словно предугадывал такой исход:

— Нет. Кáта, в таком аффекте это не лучшая идея. — Командир отходит на шаг назад и манит её идти следом. — Сняться с места всем и разом не получится. Сначала — конвой с ранеными, а спустя пару часов — остальные. Мик позаботится о Леви, как и о других раненых, а ты останешься с Дунканом и оставшейся группой. Ещё требуется…

— Отряд Мика тоже пострадал, у него не хватает людей: ты говорил ему добрать солдат, — возражает она, подаваясь наперерез Эрвину. Преграждает путь, руки в боки. И хоть командир намного выше и шире её в плечах, воинственность девушки вынуждает его остановиться. Они схлёстываются взглядами, Смит хмуро сводит брови, сетуя на такое упрямство. — Разреши идти. У меня нет нареканий в дальнем следовании и ближнем бою…

— Это не перекрывает эмоции, что… — начинает было командир, но Кáта упорствует, перебивает.

— Мои эмоции толкают помочь Леви. Задача сопровождения — довезти повозку до штаба как можно быстрее. — Дождь моросит, покрывая кожу блестящей холодной плёнкой влаги. — Обе цели совпадают, так не лучше ли применить всё во благо, Эрвин?..

Смит щурится, его голубые глаза играют оттенками угрюмости. Он ультимативно скрещивает руки.

— Дункан наверняка тебя не… — Эрвин запинается, когда в разговор вклинивается новое лицо.

Упомянутый капитан является сам собою. Привычным скорым шагом подходит к командиру и, коротко кивнув, жестом указывает на лейтенанта:

— Чего это она? — обращается он к Смиту, но Катрина, цепляясь за шанс, с горячкой поворачивается к Дункану.

— Капитан, разрешите удалиться от отряда и сопровождать повозку?