Новогодний Подарок - Нинель Лав

— Не знаю, — пожала плечами Инна и поднялась из-за стола — она была сыта и ей хотелось поскорее заснуть.

«Згадзайя се» появились в голове у Инны слова, которые она не поняла — раньше она старуху понимала, а сейчас не поняла о чем сама подумала, да и подумала ли, да и сама ли — слова просто возникли у нее в голове.

«— Ту, джецко-джифчинка?»

«— Так».

«— Согласованка?»

«— Так».

«— Бардзо добже…»

Дальше «разговор» пошел так быстро, что Инна даже не успевала «додумать» одну фразу, как в голове возникала уже другая, и ответы старухи-хозяйки сливались в одно протяжное «дже», «бже», «дзо». Она хотела остановить непонятный поток «мыслей», открыла рот, посмотрела на старуху и замерла: старуха, растеряв всю свою колдовскую привлекательность и представ перед ней в своем истинном виде, с удивленным восхищением и с каким-то мистическим суеверным страхом смотрела на Инну (просто смотрела не, разговаривая, ибо рот у старухи был закрыт, а разговор в голове Инны все продолжался и продолжался), но смотрела не в лицо своей «пленнице болот», а куда-то ниже в область живота. Инна хотела подумать, чем же она могла так испачкаться за столом, что старуха с таким восхищением и страхом смотрит на пятно, но в голове возникла фраза, относящаяся именно к ней: «Цыть, матка! Молчь!», и она почему-то тут же подчинилась этому приказу, закрыла рот и покорно села на скамью.

Мыслей в голове совсем не было, только непонятные фразы на польском языке, на которые Инна перестала обращать внимание — все равно она ничего не понимает. Она просидела так еще какое-то время, бездумно глядя в старинное зеркало в серебряной раме, стоящее на комоде. Инна так внимательно и напряженно смотрела в это зеркало, что ей стало мерещиться в глубине зазеркалья лицо Дорохова — такое родное и любимое, что у нее даже сердце заныло от тоски. Он улыбался ей сквозь мутное стекло, звал к себе, маня руками, и потихонечку приближался к ней…

— Вот привязался! — заворчала старуха, стаскивая с себя передник и накрывая им потемневшую поверхность старинного зеркала. — Нешего туда табе глазеть! Еще привидится ему моя избушка, за табой в такую даль потащится… Не! Теперича я табе никуда не пущу! Пока… тем боле, што ты пока нишего не знаешь…

— Вы это о чем? — прогоняя наваждение, Инна с сожалением оторвала взгляд от зеркала.

— Не о табе речь, — хмыкнула старуха, улыбаясь своим мыслям. — Ладно, слухай… Родишь ты цурку — умну, да красиву. И буде у нее все: и кохание, и злато, но душа ее буде шукать свое предназначение. Других джецко-близнят воспитывай, як знаешь, и опекай, як роджицэ, а ее не мочь! Ее слухайся — получит ёна от мяне подарунок бесценный… А взамен того, што подмогну я табе отсюда выбраться, пообещай мяне щедэм джень и щедэм ноц отсюда не бежать и во всем мяне слухаться.

— А что за подарок? — поинтересовалась Инна, подозрительно обводя взглядом бедную обстановку избы — где тут может храниться «бесценный подарок»?

— Это табе не касаемо — не табе подарено буде!

Инна нахмурилась — всю жизнь она обходила стороной гадалок и экстрасенсов, а тут на тебе — предсказания! Но перспектива выбраться из болотного плена показалась ей очень заманчивой.

В конечном счете, что она теряет, подчинившись старухе?

Она и так в ее власти — без ее помощи ей все равно не выбраться с этого проклятого болота! Не стоит даже пытаться — кикиморы на дно утащат!