Мне страшно любить тебя - Эммануэль Ласт

Брызгала цветной жидкостью на свое отражение и натирала до блеска. Пару раз из груди вырывались глухие рыдания, но она злостью заталкивала их обратно.

Пыль не протерта, полы не выметены, ванная грязная, а в туалет… в туалет вообще зайти страшно! Рано, Поля, страдать, рано! Сначала наведи чистоту… да так, чтобы все вокруг сверкало!

Тело-робот, будто и не ее вовсе, исправно терло, смахивало, заметало и двигалось, лишь бы не думать. Не сопоставлять и не анализировать.

Нет. Она сделает это позже, когда утихнет буря.

И злость. Если, конечно, это возможно.

Полина вытирала пыль и одновременно смахивала с глаз паутину самообмана, подметала полы и тут же собирала факты воедино. Пока мыла посуду, а следом за ней ванную и туалет, одной за другой прощалась с иллюзиями.

И злилась, о, как сильно она злилась!

Он врал.

Все это время Данила ей врал!

Поля отжала тряпку и бросила на пол поверх швабры. Потом передумала и руками, сдувая прилипшие к лицу мокрые пряди, вымыла все углы, плинтуса и полы так, что квартира заблестела, как после свежего ремонта.

И только после этого позволила себе без сил упасть на диван и выдохнуть. Слез не было, только пустота, густая и тяжелая.

Ему было шестнадцать, а ей двадцать два. С чего все началось? Ах, да, эта странная фраза — почему ты не моя? Полина прижала кулаки к глазам и затопала ногами — а ведь она обсуждала с Данилой его самого!

И когда заболела Ульяна, он приехал только потому, что она пожаловалась незнакомцу на одиночество и грусть.

Данила тупо ее пожалел!

Кира во всем была права, а она опять повела себя как дура. Полина с силой выдохнула и обмякла.

— Глаза, вот это вам расплата за то, что изливали свет на недостойный вас предмет, — прошептала тихо и слезы потекли по щекам, теряясь в вороте халата. — Но в этом я не виновата… (здесь героиня цитирует пьесу Лопе де Вега “Собака на сене”)

Новый год Полина встречала в кругу семьи. Свекровь очень звала их к себе, но она отказала, пообещав привезти Ульяну на праздники.

После десяти лет самостоятельной жизни, было что-то милое и теплое в том, что Полина помогала матери накрывать новогодний стол. Оливье, бутерброды с красной икрой, неизменное Российское шампанское и холодец — простые на первый взгляд атрибуты главной ночи в году приобретали сакральный смысл.

И Полина радовалась, что у Ульяны, несмотря на неполную семью, есть свои поводы для радости. И традиции, которые, она надеялась, дочь сохранит и принесет потом в свою семью.

За стол сели в девять. Ульяна продержалась почти до одиннадцати и уснула на диване у Полины на руках. Паша посидел для вида до двенадцати и смылся сразу после боя курантов.

Насколько Полина была в курсе его дел, у брата с Жанной действительно было все серьезно. И он не только планировал летом свадьбу, но и искал варианты, чтобы съехать от родителей, но они об этом. конечно, еще не догадывались.

Полина была рада за Пашу, но общение с ним неизменно наталкивало ее на мысли о Даниле. Не специально, просто так получалось. И, хотя первые эмоции поутихли, обида никуда не делась, и Полина дала сама себе месяц на то, чтобы принять ситуацию и двигаться дальше.

Отгремели куранты и на телефон посыпались поздравления с Новым годом от друзей и коллег, а следом прилетел звонок от Киры:

— Привет, крошка, с Новым годом!

Смеясь, подруга спела песню про пять минут и аккомпанементом ей стали хлопушки и тысячи огней далеких фейерверков.

— С новым счастьем! — ответила Полина и ушла на кухню, чтобы не мешать родителям смотреть праздничный Огонек.

— Пусть в новом году у тебя появится любимый мужчина и много денег впридачу!

— Я тебе тоже люблю…

— Как ты? — наконец, спросила Кира, и в трубке стало потише.

— Нормально.

Полина не врала.