Мне страшно любить тебя - Эммануэль Ласт

— Хреново. Чуть не сдох, — Данила коротко рассмеялся в трубку и тут же скривился — кожа в местах надрезов отдалась тупой болью.

— Я приеду тебя проведать. Сегодня, после работы.

— Тебе же дочь из сада забирать, у меня все нормально, забей.

В трубке на том конце повисла пауза, потом Полина спросила:

— Ты на диете или можно привезти что-нибудь вкусненькое?

Данила закрыл глаза, медленно выдохнул и… смирился.

— Ничего нельзя, но ты приезжай. Буду ждать.

— Договорились.

Полина отпросилась с работы, чтобы забрать Ульяну из садика пораньше, но оставить дочку у родителей не получилось — они сами еще не вернулись домой, а Паша не взял трубку.

Она вздохнула, устало потерла переносицу и вызвала такси.

— Солнышко, мы сейчас поедем с тобой в одно необычное место.

— В батутный центр? — лицо Ульяны просияло, но Поля покачала головой.

— Нет, навестить моего хорошего друга.

— Он что, заболел? — Полина улыбнулась и сжала дочкину ладошку в варежке.

— Можно и так сказать. Поболтаем с ним немного, чтобы не грустил, и сразу домой, хорошо?

— Хорошо. А можно я ему стих расскажу, про елочку? Мы в садике с Антониной Петровной учили!

— Обязательно расскажешь, — Полина ласково улыбнулась дочери.

Предупредить Данилу, что будет не одна или нет?

До этого момента они ни разу не пересекались. Да, он видел фото Ульяны у нее дома, но никогда не проявлял инициативы познакомиться в живую.

У тротуара остановилось такси и Полина помогла дочке устроиться в детском кресле. Ничего страшного в том, что они навестят его вдвоем, нет, наконец, решила она. Ульяна не просто ребенок, она — ее дочь. Важная часть жизни. Даже не так, Уля — вся ее жизнь.

Полина села рядом с малышкой на заднее сидение и спрятала телефон в карман. Она не станет бояться, стесняться и тем более скрывать свою дочь.

Никогда и ни перед кем.

Стряхнув с сапожек снег и надев бахилы, Полина оставила верхнюю одежду в гардеробе и вместе с Ульяной поднялась на пятый этаж в хирургическое отделение.

Спросила у дежурной медсестры, где лежал Данила, и постучала в дверь палаты. Из пяти кроватей, пустовала только одна. Слева у окна спал молодой парень “с трубочкой в правом боку”. На двух соседних с ним койках мужчины возраста ее отца играли в карты.

Данила стоял у окна. Бледный и худой в спортивных штанах с лампасами лимонного цвета и черной футболке.

— Мам, а что это у дяди торчит из животика? — спросила Ульяна и все разом посмотрели на них.

— Трубочка с лекарствами, — Полина шагнула к Даниле. — Привет, ну, как ты?

Он пожал плечами, мимоходом скривившись от боли, и кивнул на коридор, предлагая продолжить разговор за пределами палаты.

— Жить буду. Привет, малышка, как дела?

Ульяна спряталась за Полиной и вцепилась в край ее пуховика.

— Мне не с кем было ее оставить… — начала она и осеклась на полуслове.

Ведь решила же, что не будет оправдываться!

— Не страшно. Она похожа на тебя.

— Да? А все говорят, что на бывшего… — Полина опять замолчала.

Не то место, не тот разговор. Не с тем мужчиной. Черт, да что это с ней!?

— Ты похудел.

— Ага, и не только.

Данила присел на край подоконника и вздохнул, а Поля поймала себя на мысли, что соскучилась по его объятиям. И нежным поцелуям, и разговорам ни о чем…

Флэшбеком сверкнуло воспоминание о поцелуе с другой. Полина заглянула Даниле в глаза, но не нашла там ни тени раскаяния.

И поняла: он не признается. Никогда не признается. И не почувствует себя виноватым. И, конечно, не позволит кинуть в свой адрес ни единой претензии.

И будет прав.

Что между ними? Ничего.

Язык оттолкнулся от верхнего неба, щелкнул в пустоте на втором слоге и спрятался за нижними зубами.

Ни-че-го.

— Я думаю, ты быстро пойдешь на поправку.

— Мне уже здесь все надоело.