Это всё из-за тебя - Анна Никитина

Две недели тянутся настолько долго, что я буквально схожу с ума. Благо, Ася с малышкой меня отвлекали, и я хоть на миг забывала обо всем том ужасе, что ждет меня впереди. А сама мысль о том, что я больше не буду принадлежать Сомову, и вовсе меня губила. Подсознание давно надо мной устроило экзекуцию. Правда, не прилюдно. Но какими словами оно порицало меня же в моем центральном головном управлении… Я вообще не думала, что такие слова знаю. Брат так же меня осуждал, но другого выхода я не видела. Отнять у родителей Кирилла еще одного ребенка было бы эгоистично.

— Нет, ты вообще как себе это представляешь? Зачем ты на это пошла? Зачем ты подписала этот гребаный брачный договор, Ань? Мы же все с тобой обговорили… Тебе просто нужно было его дожать, чтобы он согласился, что все это было подставой… А в итоге он дожал тебя… — выкуривает уже пятую сигарету Дима.

— Я тебе не соковыжималка, чтобы дожимать кого-то! — взрываюсь я. — Я не ты, чтобы следствием работать и выбивать показания.

— Хорошо. Ладно. Выйдешь ты за него замуж. Сомова отпустят. Дальше что? — садится напротив меня брат. — А что, если наша версия с Костей ошибочная? Что, если те показания, которые ты мне дала насчет брелока, ошибочные? Что, если и в доме у него ничего ты не сможешь найти? Что тогда?

— Не знаю, Дим. НЕ ЗНА-Ю… — принимаюсь расхаживать по кухне. — Я не стратег, чтобы просчитывать все до мелочей. Я лишь хочу, чтобы Кирилл вернулся домой. А какими методами — это уже другой разговор. Дим, пойми, он пострадал из-за меня. Я не могу все так оставить. Его родители и так дочь потеряли. Я не хочу, чтобы из-за меня они лишились еще и сына. — тяжело вздыхаю я, присаживаясь на корточки рядом с братом. — Пусть я всю жизнь буду несчастной, но зато буду знать, что с ним все хорошо.

— Ладно, сестренка. — поднимается со своего места. И я вместе с ним. Притягивает к себе и обнимает. — Впуталась в это дело из-за меня. Значит, и распутываться будем вместе. Устроим такой развод и девичью фамилию, что покруче твоей свадьбы будет.

— Обещаешь? — заглядываю ему в глаза.

— Честное следовательское, — улыбается Дима. И я ему верю. Пусть я лишилась родителей, но у меня есть семья. И она тоже большая. Только в отличие от первой, тут тебя принимают таким, какой ты есть, и любят, несмотря ни на что.

— Папа бы сейчас порадовался за нас, — выдаю брату. — Кстати о папе. Я думала, что ты взял фамилию нашего отца, а не нашей бабушки.

— Я хотел, но нам нельзя иметь судимых родственников, поэтому пришлось взять бабушкину фамилию, — рассказывает брат. И я наступаю следующим вопросом на самую больную мозоль, которая долго спала. И вот сейчас её прорвало.

— Ты знаешь, где сейчас папа? — вкладываю в это всю свою боль. Ведь по сути, я его предала.

— Знаю… — не радостно отзывается брат. — В тюрьме, где он был три года назад, заболел туберкулезом. Единственное, что мне удалось добиться, чтобы его перевели в тюрьму в нашем городке. Полгода назад его тут и похоронил.

На следующе же утро, вооружившись термосом с чаем и парочкой бутербродов, я отправилась исследовать кладбище. Конечно, для прощения уже поздно, но я все же хочу выговориться. Хоть он меня больше никогда и не услышит. Не назовет зайчонком. Не подарит шоколадного зайца на Новый год. Не позовет с собой в поле собирать лаванду и никогда больше не заварит самый вкусный из неё чай. Даже лавандовый джем у меня получается не такой, как у него.

На кладбище светло и тихо. Могилки обнесены выпавшим ночным снегом, только тропинку посередине посыпали песком. Голые деревья покачиваются от ветра, на одном из которых сидит черная ворона и громко каркает. При виде меня она взмахивает крыльями, издает последний крик и улетает.

Я держусь по правую сторону, как и нарисовано на карте от руки моим братом, но все равно заблуждаюсь среди могил и только через полчаса, когда встречаю сторожа, наконец-то нахожу могилку моего отца.