Лекарство от одиночества - Юлия Резник

Рука Бутенко проходится по моему бедру, я, как полная идиотка, отшатываюсь в сторону, прежде чем понимаю, что он просто полез в карман за сигаретами. Наверное, у меня такая карма — выставлять себя перед ним дурой.

— Н-нет. Что ты? Конечно, нет. Я сама.

— Зачем?

— А как ты думаешь? Надоело, что каждый мнит своим долгом поделиться, что наш сын совсем не похож на родителей.

— Люди бестактны.

Борисыч вставляет в рот сигарету, сминает пустую пачку и выбрасывает в урну, прикрепленную к боку скамьи.

— А можно и мне?

— Так последняя ведь.

Чувствуя себя ужасно нелепой, пожимаю плечами. Идиотка, говорю ж.

— Если не побрезгуешь — на, травись, — добавляет, затянувшись.

Какая глупая ситуация. Откажусь — подумает, что побрезговала. Нет — придется курить одну сигу на двоих, а это слишком интимно. Но как же хочется! Как вкусно пахнет дым… Я вот лично не понимаю этих всех айкосов с их мерзким ароматом гнили.

Пауза затягивается. Бутенко тоже… Не глядя на него, протягиваю руку. Сигарета из его пальцев перекочевывает в мои.

— Только смотри, чтобы никто не шел.

— Неужто до сих пор мамку боишься? — белозубо улыбается Георгий Борисович.

— Еще как.

Прикрываю глаза. Сигарета скворчит. Шумит море, баюкая окунувшееся в него одним боком солнце. Можно сколько угодно притворяться, что все хорошо…

— Георгий Борисыч, как думаешь, какая вероятность больше? Что перепутали биоматериал, отданный на анализ, или… его же, но на ЭКО?

Отдаю сигарету. Бутенко глубоко затягивается.

— Я бы сказал, что и то, и другое невозможно, — наконец, говорит он.

— Вот ты онколог. Через тебя проходят миллионы анализов, всяких биопсий, неужели никогда не бывало сбоев?

— За столько лет всякое случалось.

— Вот видишь. Уверена, при повторном тесте мы получим совсем другой результат.

— Дай бог. — Бутенко возвращает мне сигарету и добавляет: — Эль, а ты на материнство не думала сделать тест?

— З-зачем? — давлюсь дымом.

— Если биоматериал перепутан на этапе ЭКО, где гарантия, что была взята твоя яйцеклетка?

ГЛАВА 3

— Эля, я не понимаю. У вас что-то случилось?

— В каком смысле? — удивляюсь я.

— Это ты мне скажи, почему ты сегодня такая дерганая. Ушла куда-то. Юрчик вообще напился. Я его никогда не видела в таком состоянии.

— Мам, — закатываю глаза. — Папа тоже еле ноги переставляет. Я ж не спрашиваю, что у вас случилось.

Невольно растягиваю губы в улыбке, наблюдая за не слишком успешной попыткой отца погрузиться в такси при посильном участии моего свекра. Вот уж у кого праздник удался, так это у этой парочки.

— Тоже мне нашла с кем сравнивать! Я тридцать лет с этим выпивохой живу.

— И неплохо ведь живешь, мам.

— Неплохо, — соглашается та, — но Юрчик наш не пьет почти, а тут, Эля!

— Мам, ну что? Не я же в него водку заливала.

— Ага. Это твой непутевый папаша взялся мне зятя спаивать! Ух, я дома ему задам!

— Не надо. Не ругайтесь. И давай уж садись, а то придется простой оплачивать.

— Тогда до скорого, — мама крепко меня обнимает, ведет носом, принюхиваясь: — Ты что, смолила, Элька?

— Да ты что?! — округляю в праведном гневе глаза. — Это я от Борисыча прокоптилась.

— Смотри мне!

— Ой, все! Мне не пятнадцать.

— Ладно, не злись. Ты помнишь, что мы на Янтарный собирались? Хочу новую мормышку попробовать в деле.

— Помню, — уверяю я. — Созвонимся ближе к выезду, ладно? Может, к нам и Любовь Павловна присоединится.

Родители, наконец, уезжают. Беру хорошенько вмазанного свекра под руку и веду к дому, где нашего возвращения ожидает взволнованная свекровь.

— Вот это погуляли! — качает головой.

— Да уж. — Со смешком передаю Игоря Ивановича в надежные руки супруги. — Мишка спит?

— Да, Элечка, уложили.