Это пройдет? - Юлия Теплова

Она правда убеждена, что я лицемерка, которая когда-нибудь воткнет ей нож в спину? Получается, она никогда меня по-настоящему не знала? Ведь если бы знала, то не заклеймила меня одним неправильным поступком.

Оглушенная болью, я встаю. Вспоминаю свои слова о том, что мы были сёстрами в прошлой жизни. Видно в этой не судьба.

— Пока, Вик. — встаю. — В таком случае, можешь удалить мой номер.

Выхожу из комнаты и слышу, как она плачет. Тетя Лера делает вид, что поливает цветы на кухне.

— Не провожайте, — обращаюсь к ней, — я знаю, где выход.

В подъезде я плачу, уткнувшись в холодные ладони. Почему терять так больно. Как я буду без Вики. У меня больше нет подруг.

Что же за зима такая в этом году?

37

Какое-то время брожу по Викиному двору.

В душе я надеюсь, что она остановит меня: напишет, позвонит, высунется из окна, в конце концов, и прокричит мне в след, чтобы я не уходила. Скажет, что ей ужасно меня не хватало, но телефон молчит, а в окнах её комнаты продолжает мигать гирлянда.

Домой приезжаю под вечер. Несколько часов я слонялась по городу, разглядывая прохожих и витрины магазинов. Я не заметила, как окончена. Зуб на зуб не попадает.

В такси снова просматриваю соцсети Лебедева. Он совсем затих. Последнюю неделю он вообще ничего не выкладывал. У Митрошенко и Логунова тоже ни намека на его тусовочную жизнь. Я даже залезла на странички Риты и Насти Усмановой, и снова ноль.

Мама дома.

Она почти сразу продала отцу свою часть фирмы, поэтому в город она теперь выбирается только за продуктами. Практикантка в белой блузка не врала.

Мама сидит в перед телевизором в спортивном костюме с бокалом вина. Она даже дома продолжает укладывать волосы. Я знаю, что это делается лишь для того, чтобы совсем не утонуть в пучине отчаяния.

— Что смотришь? — плюхаюсь рядом с ней и кладу голову ей на плечо.

Мама целует меня в лоб и глади по щеке.

— Какую-то чушь про моду и стиль. Здесь нет ни одного, ни другого. — отвечает глядя на экран.

— Я такая голодная. Поужинаем?

— Давай. — мама смотрит на меня. Я почти привыкла к грусти в ее глазах. — Только холодильник пустой. Закажешь еду?

— Окей, — достаю телефон из заднего кармана джинс, — ты что хочешь?

— Давай пасту. Под вино самое то.

Делаю заказ и оплачиваю приличную сумму за доставку. Ждать минут сокорок, пока курьер доберётся за город.

Оставляю маму в гостиной и иду наверх переодеваться.

Дом прекрасно отражает мое состояние души. Везде стоят коробки. На кухне лежат рулоны бумаги для упаковки посуды. Часть мебели отсутствует. Например, мама продала свой роскошный стол, поэтому едим мы с ней теперь перед телевизором.

Дом выставлен на продажу. Изредка здесь появляется риелтор — смешливая, рыжая девушка, похожая на белочку. Она показывает наш дом потенциальным покупателям.

Отец звонил мне пару раз, спрашивал про дела и учёбу. Он был рад, что я вернулась домой. Мы не говорили ни по маму, ни про Нину.

Наш разговор длился не больше пяти минут, и это меня абсолютно устроило.

Я принимаю горячий душ. Стою под струями, пока тело не становится красным. Слышу звонок и иду встречать курьера.

Мы с мамой поужинали под старый, советский фильм и, тепло одевшись, пошли гулять по поселку. Больше молчали. Каждый думал о своем.

По ночам я часто плакала.

Когда спускалась ночью в туалет, то не единожды заставала маму курящей у окна. Она не спала по ночам, а потом отсыпалась днем. Это совсем на нее не похоже. Мама — человек распорядка и железной дисциплины.

Одним словом, мы с ней рухнули в яму под гордым названием депрессия. Каждый проживал свои потери и разочарования, как мог.

Я стопками читала детективы, ела шоколад и забила на учёбу. В какой-то момент просто перестала туда ходить, без объяснения причин.