Яд в моём сердце - Рита Трофимова

— Вадим, подойди сюда, пожалуйста, — позвала она парня к окну, и он не заставил ждать себя долго. Уже через пару секунд стоял рядом с ней.

Стоило Эле поднести брошь к солнечному свету, как серебристые кристаллики рассыпались радужными искрами на ладони, переливаясь и отбрасывая на занавеску яркие блики.

— Вот возьми! — взволнованно, но твёрдо сказала она. — Сколько ты должен Чалому? Тут должно хватить на всё: и с долгом расплатиться, и лекарства купить. Ты не думай, мама не вспоминает о ней и вряд ли хватится, а я такое точно носить не буду.

Вадим озадаченно смотрел на брошь, потом, невесело усмехнувшись, поднял глаза на Элу и покачал головой.

— Нет, я не могу это взять. Это… неправильно!

— Во благо! Ты используешь эту брошь во благо семьи! Поверь, это лучшее решение. Тебе она нужнее, пожалуйста, возьми! А если мама обнаружит пропажу, я что-нибудь придумаю.

Эла изнывала от нетерпения. Казалось, время зависло в пространстве, минуты тянулись одна за другой, а Вадим упрямо молчал и не двигался. Эла порывисто выдохнула, схватила его ладонь и вложила брошь.

Он сжал драгоценность в кулаке и закрыл глаза.

— Я вижу красивую девушку, и вы с ней очень похожи, — задумчиво произнёс он, — у неё такие же огромные тёмно-синие глаза, как море во время разлива, чистая, гладкая кожа и очень красивая улыбка. Рядом с ней интересный парень, почти мой ровесник. Они гуляют по набережной и так влюблённо смотрят друг на друга. Бегают дети, мороженое продают в будках, играет патефон, всё как в старом кино. Только это не у нас, не в России. Вывески на… немецком. — Он помолчал немного, прочистил горло и тихо продолжил: — Парень был в оккупации, я вижу его в лагере военнопленных, будто на каторге. Земля, пленные копают траншеи, вокруг люди в форме, только в нашей форме. В общем, парень и девушка любили друг друга, она его долго ждала. И дождалась. — Вадим разомкнул веки и вернул ей брошь. — Это семейная реликвия и память, добрая память о них. Эта штука принадлежала твоей родственнице, скорее прабабке. В общем, я не могу её взять.

— Ты… — Эла потрясённо застыла, прижимая брошь к груди. — Откуда ты это знаешь? Признавайся!

— Придумал, откуда ещё, — смутился он. — А ты повелась, да? Вот так и разводят наивных девушек.

— Не ври, ты сейчас всю правду рассказал, откуда узнал? — допытывалась Эла.

— Ну, если честно, то у нас это семейное. Бабушка, мама и я, мы умеем заглядывать в будущее. Раньше у меня сильнее было, а сейчас притупилось. Я ещё руками могу лечить, как Кашпировский.

— Скажешь тоже, как Кашпировский, — засмеялась Эла. — Тогда полечи меня, что-то голова разболелась.

Вадим усадил её на диван и сам устроился рядом, потёр ладонь о ладонь и прикоснулся к её голове. Эла закрыла глаза, но расслабиться не сумела. От близости Вадима, от его ощутимого тепла по телу пробегали приятные мурашки, а когда он стал целовать её веки: нежно, почти невесомо, и вовсе задрожала.

— Что ты делаешь? — задохнулась она, ускользая от его объятий.

— Лечу. — Лаская пальцами голову Элы, он накрыл её рот поцелуем. Она обмякла в его руках, поддавшись сладким ощущениям, но вскоре усилием воли взяла себя в руки и отстранилась. Вадим не настаивал. Рвано выдохнув, он откинулся на спинку дивана и уставился в потолок.

— Может… по кофе? — предложила Эла, пытаясь загладить неловкость. — Мама там пирожки напекла с курагой.

— А давай. У меня со вчерашнего дня крошки во рту не было, — улыбнулся Вадим.

Они проболтали до самого вечера, уплетая выпечку Марты, смеясь и дурачась, совсем как в дни их счастливых свиданий, но прикасаться друг к другу больше не рисковали. А когда за окнами стемнело, Вадим утянул её на балкон. Погода стояла чудесная, тёплая июньская ночь окутывала город ласковой прохладой. Перистые облака повисли на небосводе как рыхлые островки снега, и между ними мерцали сиреневые звёзды.