Завтра будет солнце - Лука Бьянкини (2008)

Беттега же смотрел на меня безмятежным ясным взором человека с чистой совестью и уверенностью, что все проблемы рано или поздно уладятся. В самом деле, весьма нечасто мне приходилось вот так плотно разговаривать с другом. Обычно наши тусовки протекали по одному и тому же сценарию: аперитивчик, следом что-нибудь покрепче, для газу. Потом я выслушивал пожелания и отправлялся к Дуке за дурью. Потом ужин в «Финджерс» или в «Оригами», потом на флэт к какой-нибудь подружке, там кумар-раскумар, а потом секс, иногда секс с виагрой. Хотя в последние годы мне больше нравилось «дернуть» в одиночку. Но вовсе не об этом нам предстояло поговорить нынче вечером с Беттегой. Речь не о коксе, а об Аните. Опрокинув рюмку, Беттега решительно начал:

— Из-за чего ты на меня взъелся?

— Блин, он еще спрашивает! Два раза тебя видел — и оба раза с Анитой! А меня предупредить нельзя? И вообще, ничего мне не говоришь, что там у нее, как и что мне теперь делать… И что я, блин, должен теперь думать?

— Я не говорил с тобой исключительно из уважения к ней. Она не хочет, чтобы обсуждались вещи, из-за которых она страдает. Ей реально плохо.

«Страдает». Как мне понравилось это слово! Если страдает, значит, что-то еще есть, по крайней мере кусочек надежды. А Беттега, на мой взгляд, вел себя излишне дипломатично, и потом, он все-таки оставался моим другом. Он же не мог в подобной ситуации выеживаться, как какой-нибудь шоумен на дискотеке.

— Послушай, Беттега, скажи мне только одно: что мне теперь делать? Что мне теперь, ждать? Знаешь, я уже десять дней ни в одном глазу. Так? Я ведь из-за нее.

Соврал, конечно, но, если друзья играют с тобой нечисто, что прикажешь делать, тоже начнешь передергивать.

— Анита говорит, что хочет некоторое время побыть одна. У вас единственная проблема, и ты ее прекрасно знаешь. Она думает, что разлука с ней заставит тебя задуматься о том, какой страшный бардак в тебе самом.

— О’кей, тогда почему она сама мне об этом не скажет? Ты сам-то что, миротворец из ООН? Подыскал себе работу?

— Так и есть, я на последнем курсе юридического.

— Ладно, замнем. В общем, по-твоему, я сейчас должен вести себя примерно и ждать, так?

— Так.

— Хорошо, давай тогда еще по рюману… или мне нужно вообще тормознуться?

— Думаю, сегодня лучше воздержаться.

— Ладно, Беттега, как скажешь.

— Тогда скажу тебе еще одну вещь, Леон. На похоронах я жутко рассердился, увидев, что ты меня в чем-то подозреваешь. Я такой же твой друг, как и ее, и смотреть на твою идиотскую рожу меня не прикалывает, вообще никак.

Неожиданно я почувствовал себя виноватым. Со мной такие фокусы легко проходят, это правда. Достаточно упрекнуть меня в чем-либо строгим тоном, и я уже готов взять на себя полную ответственность за все, вплоть до обрушения башен близнецов. И это вовсе не из-за мягкости характера, а только из-за моего безграничного доверия людям. Из-за этого своего доверия я наделал немало глупостей.

Беттега был Беттегой. Мы дружили еще с лицея. Я тогда учился в Лозанне, а он посещал один из колледжей в Милане, и каждые выходные мы уматывали в Сан-Мориц и зажигали там в «Кингз». До сих пор для меня загадка, почему меня там встречают с распростертыми объятиями?

Единственным недостатком Беттеги было неприятие кайфа. Он мог, конечно, нюхнуть пару раз, но так, без задора, исключительно чтобы поддержать компанию. Я припомнил случаи, когда Беттега привозил меня домой в полном бесчувствии, вспомнил сцены, которые закатывала Анита. Должен признать, что Беттега был настоящим верным моим другом, каких не так уж и много. Истинные друзья переживают за тебя не меньше, чем за самих себя, и всегда начеку, но делают все возможное, чтобы ты этого не заметил. Я почувствовал себя намного увереннее. Уверенность, подкрепленная водкой. Отбросив подозрения, я начал умолять Беттегу дать мне совет.