На голубом глазу - Элла Чак, Евангелина Глазкова (2022)

Это был мой волос, длиной сто сантиметров! Я чувствовала его, глаз чувствовал его, скорая велела ехать в травму, а Неона впопыхах вытягивала остатки моей челки – подстриженной до середины лба!

Я бросила небожительницам в фойе сорок тысяч, и не дожидаясь сдачи, краснея и бледнея от стыда, что вызвала столько внимания и хаоса (привет, интровертам, которым стыдно за ущерб, понесённый им же!), выбежала на улицу.

Я неслась в метро, как грабитель, только что вынесший кассу выручки десятка проданных программ Джона Доу.

Полегчало только в подземке. На краю платформы, пока я стояла лицом к тоннелю и всасывала телом, ноздрями и глазом все живительные сквозняки и всю живительную пыль. Вытянутые утюжками пакли рисковали запутаться вокруг зеркала машиниста, лишив меня и скальпа.

Нет, я не была Меридой, я была Ариэль, отдавшей глаз взамен на вытянутые полтора метра рыжей волосни, что удушающе путались теперь вокруг лямок рюкзака и шеи.

В отражениях несущихся вагонов, обдаваемая сигналами гудков, уже сейчас я видела закучерявившуюся обратно в сторону космоса челку а-ля пятилетки, отрезавшей сама себе локоны по брови.

Достав из сумки пудреницу, спустя час я решила, что готова оценить повреждения глаза и принять решение – в травму, или в Турцию. Высушенный сквозняками подземки глаз стал неприятно осязаемым и начал чесаться. Ковыряясь возле уголка, на всякий случай я прыгнула шесть раз на левой ноге, как раз в этот момент зацепилась за комок набившейся пыли и потянула.

У меня за спиной разревелся ребенок, видя, как тётя стоит на перроне с болтающимся склизким метровым червяком, которого она только что достала у себя из глаза.

Если честно, я разревелась от ужаса вместе с ним.

А потом рассмеялась.

Ведь улыбка – лучшая защита против стресса! К тому же, мне не пришлось ехать в скорою или отменять завтрашний вылет на свадьбу.

Глава вторая, в которой я узнаю, что числюсь в списке маньяка, а тем временем Лина наслаждается собачьими ушками

Влюбленная в Маркер

В поликлинике, куда я решила заехать для успокоения совести, выписали капли против воспаления, а в остальном со зрением все было в порядке. Заплатив три тысячи, я подсчитывала в уме моральный и физический ущерб. Жертвы имелись, а красоты не сильно больше. Хорошо, что вылет ночной, и я успею прийти в себя, медитируя на собранном чемодане.

– Евка, привет! Ты чего в солнечных очках? Десять ночи! – встретились мы с Линой в аэропорту под табло.

Я приподняла очки, демонстрируя глаз с розовыми жилами.

– Аллергия! Ага! Так и знала! Что ела? А с волосами что сделала? Зачем распрямила?

– Это был эксперимент. И он… ниже ожидаемого.

Она не поймет. Ее волосы всегда прямые, и красить не надо – от природы черные, как смоль.

– Ниже ожидаемого… ниже ожидаемого… – собрала Лина мою кожу на запястье гармошкой, проверяя очередным тестом, – так и знала. Еще и обезвоживание.

Лина увлекалась нутрициологией и видела во мне сплошные нарушения её догм: диеты, образа жизни, питьевого баланса, сна и физической активности. Она списывала все неурядицы в моей личной жизни на дисбаланс витаминов, пытаясь вывести идеальную формулу сочетания бадов, что сделают ее, меня и каждого вокруг счастливыми.

– Макароны. То есть, руны, – ответила я, – вчера в салоне съела макарун.

– Руны… Ты эзотерикой увлеклась? Парадоксами?

– Какой-то парадокс вчера точно произошел, – отпила я воды под одобрительные кивки Лины.

– Только воду пить нужно из стекла. В пластике – отрава! – опять нашла она к чему придраться.

– Я капаю в глаза антибиотики. Пластиком меня не отравишь, Лин.

– С ума сошла! – ринулась она к своему чемодану-аптечке, – сейчас я тебя вылечу. Что у тебя? Воспаление или аллергия?

– Все в порядке, ничего не надо.