Не по торной дороге - Анатолий Брянчанинов (1905)

— Это правда, но вы видите результат: полное соглашение! Я сделала это, желая угодить вам и вроде пробы — не более… А ваши пресловутые пробуждения ревности и самолюбия — к чему привели они? К полному фиаско?.. De grace, — заметив его желание оправдаться, перебила его молодая женщина, — n'allez pas me debitter des mensonges[128] — я ведь им не поварю… Вспомните лучше, что говорила я вам в самом начале: пусть женятся, а там…

— Но уступить дорогу какому-нибудь Осокину!

— Ce «какой-нибудь» aura les poches pleines, cher ami, tandis que vous…[129]

Катерина Ивановна печально развела руками. Франт бесился.

— Que faire, chou-chou, — утешала его Соханская, — il aura le bouton et vous la rose[130] — так видно судьбе угодно!

— Хоть бы этот проклятый процесс поскорее выиграть!

— Ах! — комично вздохнула Соханская. — Хотя бы эти проклятые двести тысяч мне поскорее выиграть!

Огнев зло посмотрел на нее.

— Не сердитесь… Бросьте все это до времени, а затем мы сообща будем действовать et je vous jure que l'affaire marchera toute seule…[131] Я ведь тоже имею свои причины насолить Осокину.

Пока шел этот разговор, Орест, совершенно довольный и счастливый, бродил в ожидании обеда по парадным комнатам княжеского дома, приглядывался к карточным столам и совершенно нечаянно добрался до зимнего сада. Белый матовый свет мягко лился из его растворенных дверей, сглаживая резкие контуры темно зеленых пальм, громадных лавров и миндальных дерев и широколистных арумов. Посреди галереи, из большого, изящно убранного ноздреватым камнем и ползучими растениями, аквариума бил фонтан, мелкою пылью осыпавший свесившиеся по сторонам ветви апельсинных и померанцевых деревьев. Из-за групп зелени сквозили белые шары ламп, а по углам сада, перед чугунными диванчиками, стояли небольшие мраморные столики. Все было тихо; бальный шум доносился сюда лишь в виде неясного гула и только слабо журчал фонтан, равномерно роняя в бассейн свои светлые, прозрачные капли. Осокин сел на стоявшую в нише скамейку и погрузился в мечты: «Вот бы куда привести Софи, в этот таинственный полусвет, под благоухающую сень этих чудных растений, и под мягкий ропот этой падающей воды отдать ей свое сердце навсегда, на всю жизнь!.. О, как чудно прозвучали бы мне, в этом райском уголке, слова любви с ее дорогих для меня уст!»

И, как бы в ответ на грезы Ореста, из противоположного конца сада вдруг долетел до него грустный, словно сквозь слезы, полушепот:

— Но разве нельзя остаться вам здесь? Нельзя разве? — спрашивал женский голос.

— Нет! — глухо отвечал мужской. — Те роковые слова, которые только что сорвались у меня с языка, та недостойная мужчины слабость, которую я обнаружил в разговоре с вами — мой приговор… Ни одного дня не должен я более оставаться здесь!

Осокин затрепетал, и вся кровь мгновенно прилила к сердцу: в разговаривающих он узнал сестру и Каменева! Первым движением молодого человека было тотчас же встать и удалиться, но надежда на то что, быть может, он ослышался, остановила его.

— На кого же вы оставляете меня? Что меня ожидает? — восклицала Бирюкова.

— Надежда Александровна! Счастие наше сомнительно; остановимтесь же вовремя… Поверьте: присутствие мое здесь не принесет вам ничего, кроме горьких минут… За одну улыбку воображаемого счастия вы легко, может статься, заплатите мучениями целой жизни — за что же?.. Теперь чувство наше чисто; мы хоть и плачем над ним, но стыдиться нам нечего!

Сомневаться было невозможно; с жгучей болью в сердце быстро вышел Орест из сада. «Так вот, — мучительно думал он, — где разгадка того, что я так напрасно силился узнать, вот где корень болезни моей бедной сестры!» — и, подобно клубку, конец которого вдруг отыскался, стали разматываться перед ним те мелочные обстоятельства и случаи, которым прежде он не придавал значения.