Плохой Круз - Л. Шэн

Две недели спустя.

Габриэлла Холланд была плохой идеей.

Я знал это в ту ночь, когда встретил ее в том баре.

В ту же ночь я забрал ее домой.

И на следующее утро, когда она небрежно рассматривала семейные фотографии, висевшие на стене моей гостиной, обнаженная, как в день своего рождения, и бросила бомбу, что она на самом деле тоже из Фэйрхоупа.

Что ее лучшая подруга Тринити работает в моей клинике, и ее мать будет рада узнать, что мы знакомы. Близко.

Что оставалось делать благородному человеку?

Человек, которого назвали наиболее вероятным кандидатом в президенты по версии Фэйрхоупа?

Кто не мог позволить себе совершить ошибку, не говоря уже о четырех ошибках за одну ночь, одна из которых в довольно авантюрной позе Камасутры, в результате чего молодая женщина была полностью скомпрометирована?

Я дал своим отношениям с Габриэллой Холланд честный шанс.

В конце концов, насколько мог видеть глаз, с ней не было абсолютно ничего плохого. Она была объективно ошеломляющей, закончила Колумбийский университет в прошлом году и работала блоггером и влиятельным лицом, продвигая косметические товары и уличную моду в социальных сетях.

Она хотела быть домохозяйкой, рожать милых пухленьких малышек, а я якобы хотел жену, которая именно этим и занималась.

Наши цели, планы и идеологии были теоретически согласованы.

Предположительно,это рабочее слово, потому что я не мог больше терпеть, когда она фотографировала каждую чертову вещь, которую мы ели перед употреблением, или делала селфи в каждом общественном туалете, который она посещала, ссылаясь на великолепное освещение.

— Но… Но почему? — Габриэлла фыркнула, скромно промокнув нос и глаза салфеткой, дрожа всем телом.

Лично мне не нравилась эта дрожь. Она дрожала, когда ела куриный салат в Джерри & Сыновья, когда она увидела что-то грустное в новостях, и когда в окно ворвался сквозняк.

Она была такой хрупкой, такой нежной, что ее место было в музее, а не в постели краснокровного мужчины (хотя, по иронии судьбы, надо сказать, что Габриэлла была в значительной степени готова делать все, что я захочу, так долго, как я звал на следующий день).

— Я что-то сказала? Я сделала что-то? Я не понимаю. На днях ты подарил мне ожерелье!

Она сидела на краю моего темно-синего дивана с мягкой обивкой, ее большие ланиные глаза блестели, как битое стекло.

У меня не хватило духу сказать ей, что ожерелье не имеет ничего общего с ней, а только со мной.

Я гордился тем, что был лучшим любовником в обеих Каролинах. Я осыпал своих подружек дорогими подарками, водил их куда угодно, никогда не пропускал важных свиданий и не отпускал их домой без сногшибательного оргазма.

Я возлагал на себя большие надежды.

В конце концов, я был любимцем Фэйрхоупа.

Мысль о том, чтобы подвести людей, вызывала у меня тревогу, как бы мне не нравилось притворяться, что это не так.

— Подожди, это из-за инцидента с неорганическим бургером? — Она щелкнула пальцами. — Думаю, я могла бы быть добрее к Месси Несси. Просто в последнее время я была под таким давлением из-за свадьбы Тринити и примерки подружки невесты…

— Это не имеет никакого отношения к Теннесси Тернер. — Я протянул Габриэлле еще одну салфетку. Я мог сказать, что как только она уйдет отсюда, она начнет рыдать навзрыд. — И к тебе тоже никакого отношения. Ты идеальная.

— Тогда почему ты расстаешься со мной?

«У меня нет ни малейшего понятия, дорогая. Я просто знаю, что ты надоела мне до смерти.»

Со мной что-то было не так, и мне нужно было понять, что именно.

Я знал, что не асексуален, потому что секс был единственным, что мне нравилось в моих отношениях. Я боролся со всем остальным в них.

Не было никакого ключевого или побуждающего момента, который изменил бы меня. Никакого запутанного расставания или слезливой истории, которые заставили бы меня не захотеть остепениться.