Учитель моей дочери - Надежда Мельникова (2021)

И аккурат между гостиной и спальней, в полумраке коридора, где отчего-то не горит свет, я натыкаюсь на самого шикарного в мире мужчину. По приходе домой я приняла душ, но снова надела всё то же синее платье с глубоким декольте и ходила нарядной, хотелось быть для него красивой.

— Итак. — Проводит он пальцем по кромке выреза, изучая меня хищным взглядом. — Сейчас я буду проверять теорию с грудью.

Он медленно гладит кожу, обжигая прикосновениями, забираясь всё дальше, но не задевая соски. Смотрит мне в глаза. Всё делает постепенно, едва трогает, возбуждая, дразня и играя, но никак не даёт мне того, чего я действительно хочу. Это невыносимо и в то же время обалденно. Сжалившись, Лёша касается потемневших горошин. Щиплет, тянет пальцами сразу два соска, крутит, поглаживая и играя. И я готова сдохнуть за это невероятное ощущение.

Поймав мою реакцию, он резко опускает голову и кусает острые пики, втягивая их в рот, облизывая, пуская по телу яркие, ни на что не похожие и ни с чем не сравнимые стрелы возбуждения. Я впадаю в маразм, мне ничего уже не надо, лишь бы он продолжал это делать. Мой первый муж не хотел меня беременную, вслух не говорил, но всё время избегал, переживал за ребёнка. При этом считал пузатых женщин несексуальными, поэтому ничего подобного в первую беременность я не испытывала.

Непроизвольно откидываюсь на стену, издавая череду тихих стонов.

— Надо же, работает, — довольно ухмыляется Тихонов, подхватывая меня на руки.

Несёт в спальню, где раздевает и аккуратно укладывает на спину. Нависает надо мной, разглядывая, и эта пауза стоит дороже всего на свете. Потому что он восхищён моим новым телом, оно его ничуть не смущает, оно его возбуждает, потому что стоит у него крепко и просто на зависть.

Тихонов снимает с себя одежду. Достает из шкафчика масло для тела и щедро льёт себе на ладонь. Будоражит. Я только от этого цепляюсь за простыни.

Высокий, стройный красавец ставит колено на постель и начинает размазывать масло по моему телу. Ласкает соски, мнёт грудь, поглаживает животик. Он опускает голову и прижимается ртом к распухшим вишенкам. Чувствительность просто сумасшедшая, я что-то мычу, я плачу, я смеюсь, я выстанываю его имя, я не стыдясь кричу о любви, пока он покусывает мои горошинки и гладит блестящее от масла тело. Я улетаю. Я брежу, меня трясёт.

Неземное наслаждение сродни безумию. Всё внутри пульсирует, и, стоит ему слегка коснуться сердцевинки между моих бёдер, я тут же кончаю.

Он ложится у меня за спиной, приподнимает мою ногу и, удобно пристроившись, медленно и плавно входит. А оргазм всё длится и длится…

У нас был разный секс. И грубый, и внезапный, и бесстыжий, и нежный, и запретный, но вот такого… Никогда не было. Это ни с чем не сравнимое удовольствие. И от него едет крыша. Всё, на что я способна, — это оглянуться и с упоением наблюдать за тем, как он мнёт мои отяжелевшие груди, теребит соски, гладит блестящие от масла тело и круглый живот. И при этом движется внутри меня. А его рельефный пресс напрягается, четко вырисовывая кубики. И я такая красивая, кончающая и беременная от него, лежу и балдею в нашей огромной кровати. Один оргазм перетекает в другой, а мой всеми уважаемый учитель шипит, матерится сквозь зубы, демонстрируя отнюдь не педагогическое поведение.

Эпилог. Леша

Тихонов сидит за столом, сейчас в классе французского пусто. Занятий на сегодня больше нет. Он любит свою работу, особенно когда кто-то из учеников начинает вдруг выдавать перлы на языке Стендаля и Гюго, писать на доске сложные предложения без тупых, элементарных ошибок. Начинает вдруг думать. Тогда приятное ощущение наслаждения своим трудом и правильности выбранной профессии наполняет Тихонова с ног до головы, он ощущает удовлетворение.